Александр Черенов - 1945: Черчилль+Трумэн+Гиммлер против Сталина. Книга вторая

– Он, кто – государь-император?! – хмыкнул Гиммлер, но в душе тут же подкосился ногами: а вдруг?! А тут ещё – Бернадотт, который не только не хмыкнул, но и «записался в оппозицию».

– Много больше! Даже – сейчас. И его слово будет иметь большую силу, чем Ваше. Я также не исключаю вероятности спектакля с передачей власти.

В усмешке рейхсфюрера заметно поубавилось энтузиазма.

– И всё же попробовать стоит! Хотя бы – в таком «формате»: фюрер лично хотел возглавить переговоры с англосаксами, но болезнь помешала этому!

– Какая болезнь? – слегка оживился Бернадотт: в предложении рейхсфюрера начало «проклёвываться» рациональное зерно.

– Кровоизлияние в мозг! – мстительно улыбнулся Гиммлер. – В таких делах не следует мелочиться!

Бернадотт ещё раз обратился к мыслям: что-то во всём этом было. Надо было лишь не останавливаться на достигнутом.

– Ну-ну? – поощрил он творческий процесс рейхсфюрера.

– Приняв решение о переговорах, фюрер, уже испытывавший серьёзное недомогание, назначил «вторым лицом в делегации» рейхсфюрера СС Гиммлера, поручив ему в случае необходимости «заменить его на посту».

Лицо Бернадотта разгладилось: это уже не что-то, а кое-что!

– Хорошо, рейхсфюрер.

Шлепок ладони по столу приговорил сомнения Бернадотта.

– Попробуем! Как говорится, попытка – не пытка! Вы подключайте к этому делу свои каналы, а я подключу свои. Во всяком случае, другого способа продвинуть Вас в «законные миротворцы» я не вижу… если, уж, Вы не хотите попотчевать фюрера цианистым калием…

«Яблоко» раздора наливалось с каждым днём. Это стало особенно ясно после того, как фельдмаршал Кессельринг открыл англосаксам дорогу на юг и восток Чехословакии. Не сделав ни единого выстрела, войска фельдмаршала дружно «отдали себя в лоно цивилизации»: сдались в плен к англо-американцам. Другой расклад обещал «трудоустройство в Сибири» – и то, если ещё повезёт. Не паровоз ведь: тот повезёт вне всяких сомнений.

С каждым днём пока ещё союзники решительно продвигались навстречу друг другу – как те знаменитые составы из задачи «про пункт «А» и пункт «Б». И, как и в задаче, столкновения они могли избежать лишь в том случае, если задача была бы решена правильно. Другой вопрос: что каждая из сторон понимала под «правильным решением»? И хотела ли она – каждая из сторон – чтобы задача была решена правильно? Правильно – с точки зрения «правил решения», а не субъективных интересов, уже несовпадающих?

И Черчилль, и Трумэн, в котором премьер нашёл не только соратника, но и друга – хотя бы против общего врага – понимали ограниченность своих возможностей. Ограниченность вызывалась… даже не вызывалась: диктовалась ситуацией. А ещё тем, что русские не собирались быть статистами и не желали обозначать «условного противника на маневрах». При всём своём максимализме премьер с президентом были реалистами. Как минимум – людьми с «адекватным мышлением». Эта адекватность и определяла параметры задачи и её решения.

На практике это выглядело следующим образом: используя «душевные отношения» с немцами, продвигаться максимально дальше на восток, перенося встречу с русскими за пределы установленных линий «зон ответственности». И не только «за пределы»: как можно дальше от них. Момент был ответственный – даже судьбоносный. На этот раз Черчилль не драматизировал и не преувеличивал: решалась судьба Европы, а, значит, и судьба Британской империи. Трумэн был значительно меньше озабочен вопросом «представления интересов Британской империи», но частично интересы Вашингтона и Лондона в Европе совпадали. Дальше, за пределами этой «части», они уже противоречили друг другу, но разрешение этих противоречий являлось вопросом завтрашнего дня. И у Соединённых Штатов имелось достаточно рычагов для их решения. Наиболее сильным из них была… слабость послевоенной Британии.

Но сегодня нужно было думать не об англичанах, а о русских. Думать в плане «выяснения отношений» с ними. Именно поэтому Трумэн с готовностью принял настойчивое приглашение Черчилля «пригласить британского премьера в Вашингтон». «Приглашение насчёт приглашения» было «с благодарностью»… сделано. И Черчилль не стал затягивать сборы: вылетел уже спустя час «от приглашения». Обставляться дипломатическими процедурами и правилами этикета было уже некогда…

– Рад приветствовать Вас в Вашингтоне, сэр Уинстон!

Трумэн, как «вовсе даже не дворянин», панибратски «отшлёпал» Черчилля по спине. Но потомок герцогов Мальборо не стал заниматься таким неконструктивным занятием, как впадение в амбиции. Он ведь пересёк океан не ради куртуазной беседы и демонстрации хороших манер: от этого добра тошнило уже в Лондоне. Поэтому взамен неуместного побагровения Черчилль максимально широко растянул губы в улыбке.

– И я рад снова видеть Вас, сэр – теперь уже в ином качестве!

Черчилль не врал – ни насчёт радости, ни насчёт качества. С нынешним хозяином Белого дома они встречались ещё в то время, когда Трумэн всего лишь «пробивался» в Белый дом из сенаторов. Особенно впечатлил Черчилля Трумэн «образца двадцать четвёртого июня сорок первого года», когда в газете «Нью-Йорк таймс» появилась «цитата из сенатора»: «Senator Harry Truman, Democrat of Missouri, suggested that the United States help which ever side seemed to be losing…»: «Сенатор Гарри Трумэн, демократ от штата Миссури, предложил Соединённым Штатам оказывать помощь тому, кто будет проигрывать…».

В Сенате, как раз, обсуждался вопрос об оказании помощи СССР в войне против Германии, как жертве неспровоцированной агрессии. Трумэн решил «внести свежую струю в обсуждение». Заинтриговав коллег, он тут же конкретизировал своё предложение: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом, пусть они убивают, как можно больше…». Ну, как было Черчиллю не отдать должное такому «свежему и оригинальному взгляду на предмет»! И он не просто возрадовался тогда, но и сделал «узелок на память». На добрую память о совсем даже не добром сенаторе. И все последующие годы он был верен доброй памяти о «недоброй памяти» человеке.

Услышав ответное приветствие, Трумэн простецки хохотнул.

– «Сэр»! Зачем так официально, дорогой Черчилль? Просто – Гарри!

Черчилль не стал кочевряжиться и на этот раз: «просто – так просто»! Тем паче, что в этой «простоте» был немалый резон: упрощает контакт. А для достижения взаимопонимания и конкретных решений это – первейшее дело.

– Гарри, как Вы понимаете, я проделал этот длинный путь не для обмена любезностями. Хотя он стоил того, чтобы возобновить наше знакомство уже на качественно новом уровне: с Гарри Трумэном – президентом.