Александр Черенов - 1945: Черчилль+Трумэн+Гиммлер против Сталина. Книга первая

Как следствие, это настроение рейхсфюрера было «ещё то». И тут – как всегда, «вовремя» – оказался Шелленберг. Начальник Шестого отдела Главного управления имперской безопасности (РСХА) по традиции оставил без работы адъютантов Гиммлера: quod licet Yovi, non licet Bovi (Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку). Иначе говоря, вошёл без доклада.

– Хайль Гитлер, рейхсфюрер! – совсем не по партийной инструкции покривил он щекой, лениво уродуя ладонью партийный салют.

– Проходите, Вальтер.

Гиммлер и вовсе отказался от следования партийной инструкции, словно чувствуя: бригаденфюрер пришёл неспроста.

– Только не тяните с разбрасыванием камней: они и так уже вываливаются у Вас из-за пазухи.

– Слушаюсь, рейхсфюрер! – осклабился Шелленберг. – Союзники высадились в Нормандии. И, к сожалению – не наши союзники.

Гиммлер побледнел: только зря готовился к мужественной встрече. Как ни готовься – в итоге, как обухом по голове. Выходит, правы «иваны»: «пришла беда – отворяй ворота».

– Вторжение? Диверсия? Отвлекающий маневр?

– Вы – как наши военные! – рассмеялся Шелленберг: всё ему – нипочём. – Слово – в слово!

– Но ведь мы рассчитывали на то, что высадка будет не через Ла-Манш, а через Па-де-Кале?!

Гиммлер сходу принялся делать то, что и полагается делать в безнадёжных случаях: хвататься за соломинку.

– Не мы – фюрер! – поиграл бровью Шелленберг. – А военные ему подыгрывали. Баюкали его заблуждение. Да и не они одни.

Непочтительность в адрес «обожаемого фюрера» не покоробила Гиммлера: потрясение случившимся заслонила собой всё. Даже – профессиональные обязанности.

– Но ведь ещё вчера Шпейдель сообщал Рундштедту о том, что усиление готовности союзников и активизацию французских «маки» не следует рассматривать как признак угрозы начала вторжения! Ещё вчера начальник штаба группы армий «Запад» утверждал, что пока нельзя заметить непосредственно готовящегося вторжения! И, если это не так, почему Рундштедт уехал играть в бридж, а на сегодняшний день были назначены штабные учения на карте и «в песочнице»?!

Шелленберг невозмутимо пожал плечами.

– Чёрт его знает, рейхсфюрер… Не думаю, что это из желания угодить взглядам фюрера. Скорее всего, оттого, что и у фельдмаршала Рундштедта, и у генерала Шпейделя взгляды ничем не отличаются от взглядов ефрейтора Шикльгрубера.

– Вальтер, Вальтер! – поморщился Гиммлер.

– Но я же – вполголоса! – по-мефистофельски блеснул глазами бриганденфюрер. – Голос я дам потом.

– Если Вам дадут его дать! – не остался в долгу рейхсфюрер. – Да и то – лишь для того, чтобы поголосить.

– И, всё равно, это же – не из «приветственного адреса» фюреру!

Последнее слово осталось за Шелленбергом, но Гиммлер тут же сделал его предпоследним.

– Не умрёте Вы своей смертью, Вальтер… Попомните моё слово… там, в Дахау… Хотя… может быть…

– Вот именно, рейхсфюрер! Только не «может быть», а есть!

Шелленберг был прав в отношении военных. Их трезвомыслие в данном случае отнюдь не соперничало с конъюнктурой. Так получилось, что мечты Главнокомандующего-ефрейтора совпали с расчётами генералитета. Взгляды последнего не отличались от взглядов первого: «вторжение союзников в сорок четвёртом – такая же „реальность“, как и в сорок третьем». До сих пор англосаксы оправдывали все ожидания великой Германии – и не было никаких оснований полагать, что в текущем году они «перестанут соответствовать».

С озабоченной миной на лице – не снималась с самого утра, несмотря на все старания – Гиммлер откинулся в кресле, и начал протирать и без того чистые стёкла пенсне. По опыту прежних встреч зная, что сейчас разумнее выдержать паузу, Шелленберг так и сделал: выдержал её. «По сценарию» слово было за рейхсфюрером.

Наконец, Гиммлер критически рассмотрел на просвет результат своих трудов, и затолкал платок в нагрудный карман мундира.

– Какие-нибудь подробности имеются?

Шелленберг съехал щекой набок – явно не от избытка энтузиазма.

– Очень немного – и самого общего порядка.

– И?

– Мои люди пересказывают Варлимонта…

– Не тяните, Вальтер!

– Варлимонт считает, что вторжение началось. И, по его словам, Ставка не предприняла никаких мер для того, чтобы противостоять высадке. Не было проведено даже разведки в море и воздухе. Сами понимаете, рейхсфюрер, что перевезти такую банду на одном дырявом баркасе невозможно. Тут нужна целая флотилия из нескольких тысяч посудин. Серьёзных посудин. И никакой разведки!

– Повторяетесь, Вальтер! – поморщился Гиммлер. – Дальше!

– Даже через пару часов после начала высадки Рундштедт передал в Ставку: «Здесь нет крупной акции». Цитирую дословно.

– Откуда, Вальтер?

Шелленберг уголками губ обозначил усмешку.

– Наши люди в Ставке, рейхсфюрер.

– Понятно. Дальше.

– Слушаюсь. В ту же дудку и Шпейдель дудит: «это пока лишь ограниченные мероприятия». Даже после обстрела побережья с кораблей и в штабе Рундштедта, и в Ставке – разброс мнений: вторжение? Диверсия? Отвлекающий маневр?

Гиммлер болезненно покривил щекой: цитата была удивительно «знакомой». Пятью минутами раньше он сам «оказался штабным пророком» – и в тех же словах. Получалось, что Шелленберг не зря «пристёгивал» его к военным.

– И долго разбрасывались?

– Ещё продолжают, – докривил щеку бригаденфюрер.

«Держа лицо» – природа и навыки – Гиммлер съехал глазами в сторону. Съехал вместе с пенсне: верный признак недовольства. Сдержанность не изменяла рейсфюреру, но обстоятельства были сильнее.

– Ну, хоть до чего-то додумались?

– Так точно.

– До чего же?

Улыбка растянула лицо Шелленберга.

– Сегодня! – не выдержал Гиммлер.

– Так вот, рейхсфюрер: в шестнадцать пятьдесят пять сегодня, шестого июня сорок четвёртого года, Рундштедт, наконец-то, сподобился на приказ: к вечеру уничтожить противника на плацдарме.

– И как?

– В шестнадцать пятьдесят пять…

Рейхсфюрер спросил явно для проформы: надеждой в его вопросе и не пахло. Ответ бригаденфюрера «оправдал надежды».

– Я ведь сказал, рейхсфюрер, что Рундштедт сподобился на приказ. Всего лишь.

– То есть…

– Да, рейхсфюрер: англосаксы заняли плацдарм и укрепились на нём. Пока, во всяком случае.

Гиммлер опять «ушёл за очки» и принялся выбивать дробь пальцами по столу.

– А, может, всё-таки – отвлекающий маневр, Вальтер?

– Рейхс-фю-рер! – не поскупился на укоризну Шелленберг, в то же время «соблюдая дистанцию». – Не Вы ли призывали меня держать глаза открытыми?!

Несколько мгновений Гиммлер боролся с лицом, а потом «оказался честным» и «спрятался за очки». «Отсутствовал» он минуту, не больше: рейхсфюрер СС был человеком дела, не падким на лирику и отвлечённую философию.