Алексей Аронский - Ингибитор. Фантастика

«Уж все у вас так хорошо, аж слушать тошно» – подумал Гюнтер. Было удивительно – казалось бы, куда им хотя бы до него самого. Было куда, и очень далеко. Но какой-то любопытный психологический момент давал о себе знать на протяжении всего общения. Ему казалось, будто, они его выговаривали. Заносчивости и снобизма у этих аннеркантов, один из которых, возможно, хотя и не точно, был когда-то UnM, хватило бы на не одного директора крепкой фирмы. Вошедший в зал Герстер – младший, хотя, если точнее, средний, был крепким детиной с широким лицом, покрытым редкой и не слишком длинной бородой. Звали его Ольбрехт Герстер.

Вообще в рейхе, то есть в Еврпопе, моды на бороды не было. Это был с одной стороны удел разных богемных деятелей, вроде художников или актеров, с другой, как это ни странно, моряков флота открытого моря и кригсмарине.

«Ну, морячок, что ты нам расскажешь?» – с издевкой подумал Бонакер.

Вопреки ожиданиям, представитель более молодого поколения оказался сдержанным в своих речах, впрочем, тему профессиональной деятельности он старался не затрагивать. Если бы не скверное впечатление, созданное его родителями, Ольбрехт занял бы свое место, точнее сказать, затерялся бы в ряду виданных в городе типажей и персонажей.

Дело шло к вечеру, и Бонакер начал прозрачно намекать, что группе пора ехать «домой». Намеки нашли поддержку у ассистентов и Хродалфа. Раухеру, казалось, было все равно. Еще полчаса ушло на завершение застолья и вежливые прощания. Володька, как оказалось давно уехал, о чем было известно только Раухеру. Двадцать минут ушло на ожидание вызванного такси. Наконец, когда на часах было полдесятого, группа вошла в холл гостиницы. Вся работа, предусмотренная в этом городе, была выполнена на день раньше – первоначально предполагалось посетить этих зажиточных аннеркантов днем позже. Теперь же можно было два дня отдыхать. Можно было также предварительно смонтировать материалы или заснять какую-нибудь мелочь вроде праздного времяпровождения в гостинице. До отъезда оставалось два свободных дня.

Группа двигалась по освещенному ярким искусственным дневным светом коридору. Яркое освещение в сочетании со светлой отделкой резко контрастировало с тем, что творилось на улице.

– Господа, не торопитесь вы так, – послышался сзади голос Раухера. – До поезда еще десять минут, даже чуть больше. – У входа в переход табло висело. Вы внимания не обратили.

Остальные пассажиры, шагавшие по коридору, и вправду не проявляли спешки. Бонакер имел при себе свою неизменную военную сумку. Илма была налегке, если не считать ее зонтика и сумочки. Йозеф явно настроился на пребывание исключительно в комфортных условиях вокзала и поезда, поэтому оделся довольно легко, не рассчитывая долго стоять на продуваемой сырым ветром платформе. Шел он чуть пританцовывая, в широких, попугайского вида, шортах, на голове у него висели здоровенные наушники.

– Илма, одернешь его как выйдем на платформу, – предупредил Бонакер. – Пусть музыку выключит, а то не ровен час, зазевается и останется, а мы его не окликнем.

– Да никуда он не денется! – ответила Илма.

Он и вправду никуда бы не делся, просто Гюнтера раздражало, что в такой, с его точки зрения, ответственный момент, как посадка на поезд, один из его ассистентов витает где-то в облаках под свою музыку.

– Сзади слышалось шарканье и сопение Раухера, навьючившего на себя одну сумку и несшего в руках другую – контейнер для него был, понятное дело, излишним. Во-первых, расходы, во-вторых, вряд ли у него набралось бы столько багажа.

Выйдя на перрон, Бонакер, как наверно, и его ассистенты, был приятно удивлен, что, на этот раз, навес над платформой имелся. Платформа, на которую путешественники вышли по приезде, находилась несколько дальше от здания вокзала. По металлу навеса барабанили редкие но крупные капли. Часть перрона тоже была мокрой – промозглый ветер задул дождь на край асфальтового покрытия.

– Наш вагон – седьмой, произнес Раухер. – А тут чего? – он начал разглядывать табло с номерами, установленные на столбиках автоматических турникетов. – Здесь восьмой, дальше девятый… Нам в другую сторону.

На столбиках высвечивались номера вагонов, те должны были остановиться точь-в-точь входами-выходами напротив раздвижных турникетов. Точность эта, разумеется, обеспечивалась автоматикой.

Никому бы в голову не пришло строить двухэтажную платформу без ограждений, не лишних даже на первом ярусе. Впрочем, персонал, имевший определенную сноровку и рабочие привычки, обходился без них и обошелся бы, в отличие от обычных неподготовленных людей, и на верхнем уровне. Гюнтер вспомнил забавное видео про поезда в Индии – там аборигены ездили на крышах, правда, обычных поездов, а не гроссерцуков.

Вскоре вся компания была у турникета с табло, на котором светилась цифра «7» и стрелка направления движения поезда. Это, как показалось Бонакеру, было незамысловато, но при этом достаточно, в отличие от Мюнхена, где на изогнутых дизайнерами столбах были укреплены яркие мониторы, услужливо вываливавшие на отъезжающего кучу ненужной информации: и номер вагона, и время до прибытия, просто время, сколько пассажиров должны выйти, сколько войти. По идее, это как-то могло помочь пассажирам не толпиться, хотя сомнительно. Кроме всего прочего, на дисплеях в Мюнхене была схематичная анимация того, как вагоны подъезжают – у кого-то явно чесались руки. На ум пришло сравнение с домом рабочих – там довольно большая толпа должна была в короткое время выйти из бетонной громадины и рассесться по автобусам. И вся информатизация, по крайней мере, внутри дома – красные и зеленые «светофоры» на лифтах. Только спустя пару дней до Бонакера дошло, насколько слаженно проделывали свой ежедневный путь измордованные рабочие. Тренировка.

Вдалеке послышался гул, словно от самолета, потом раздался гудок. Наконец, в паре километров из-за поворота появился красно-серебристый перед локомотива. Он чем-то напоминал корабль – окна кабины в верхней части сливались в узкую в сравнении с размерами машины полоску, как у рубки большого катера. Фары и прожектор локомотива были включены вполсилы, как было положено днем. Из колонок, укрепленных где-то под навесом, раздался мелодичный сигнал, затем голосовое сообщение.

Локомотив – корабль проплыл мимо стоявших у турникета, дополнительно заявив о себе ровным гулом каких-то вентиляторов, может двигателей. По сути, это тоже был вагон, в нем тоже были пассажиры, но примерно треть его длины была без окон. Вначале пронеслась какая-то сервисная дверь с окном, откуда смотрело безразличное лицо работника, а уже потом замелькали окна. Вагон за вагоном.