Константин Максимов - Игра знамёнами. Часть первая: «Крамола земная»

Чего уж там – его сил едва хватило выделить против полуденного войска лишь несколько отрядов прикрытия. Чтобы те хотя бы не позволяли Соколовичам чувствовать себя на Лучосе совсем уж полными хозяевами.

Большую часть дружин Всеслав был вынужден повернуть против собственного тестя. Поначалу он пытался отправить на встречу с вероломным дедом его внука и своего первенца Роговолда – чтобы тот попробовал увещевать родича. Однако выяснилось, что кода идёт речь о новых приобретениях, для вождя лютвы родственные связи значения не имеют. Медоус даже не захотел слушать внука, пообещав принести его в жертву богам, если тот захочет снова с ним встретиться.

Поэтому отец и отправил Роговолда от греха подальше – под Витьбу – геройствовать в боях с полуденцами. Ну – или вести с ними переговоры – в зависимости от ситуации. Правда, ни того, ни другого у Кожана – как его называли за глаза, толком не получалось.

Верна оказалась примета – как воевода свой первый бой проведёт – такое ему и счастье воинское по жизни будет. А свою полководческую удачу Роговолд бездарно похоронил под стенами Менска.

У его брата получалось гораздо лучше. Когда Всеслав отправил Волха воевать с лютвой, тот сразу вышиб дикарей из нескольких занятых ими городков. Но тут как назло как раз начали таять снега, и его вои буквально завязли в непролазной грязи.

Так что ближайшие перспективы у Полочанских земель вырисовывались далеко не весёлые. Почти треть из них была захвачена врагом. Другая треть – разорена войной. А все торговые пути – перекрыты. Княжество же сильно зависело от привозного продовольствия, поскольку собственного зерна в болотистой почве много не навыращиваешь. Прекращение же торговли означало и прекращение поставок. В общем, ещё немного, и на горизонте замаячит призрак голода. И если в нескольких больших городах – где были сделаны запасы на случай осады – ещё какое-то время можно было продержаться, то жителям малых весей – особенно в тех, где похозяйничали пришельцы – предстояло взглянуть в глаза старухе Маране уже совсем скоро.

Поэтому неудивительно было, что когда Всеславу поступило предложение начать переговоры, он с готовностью ухватился за эту идею. На небольшой каменистый островок посреди Лучосы, выбранный для их проведения, его послы прибыли буквально через несколько дней.

Эту троицу – собственного первенца, набольшего воеводу и одного из знатнейших бояр, рыжий волк, скорее всего, настраивал на отчаянный блеф – словно при игре в зернь. Они должны были изо всех сил делать вид, что положение осаждённого княжества куда лучше, чем есть на самом деле. А чтобы выторговать более или менее приемлемые условия мира, им сначала следовало изложить собственные – конечно, самые выгодные для себя. С тем чтобы потом начать торговаться, сбавляя понемногу.

И почти наверняка Всеслав обозначил им тот предел, дальше которого уступать полуденцам не следовало. Поэтому было понятно удивление послов, когда после гневной отповеди в ответ на упрёк в неблагородстве Святослав неожиданно озвучил им такие мягкие условия, лучше которых и пожелать было нельзя.

Во-первых, Соколовичи отказывались от территориальных претензий. Полностью. Они были готовы отвести свои войска со всех захваченных ими земель хоть завтра. Если конечно, будет заключён мир. Правда, областей, щедро подаренных пришельцами Медоусу, это не касалось – их рыжему волку со своим первенцем предстояло возвращать самостоятельно.

Во-вторых, великий князь не собирался требовать от Всеслава, чтобы тот признал его старшим братом. Это означало, что полочанские земли сохранят полную политическую самостоятельность.

И наконец, рыжему волку не надо было отдавать полуденному войску виру за побитых. Это было очень кстати – с начала войны находники потеряли в боях несколько сотен воев. За каждого из которых можно было потребовать не один десяток гривен.

Хотя за одного мертвеца головное заплатить всё-таки надо было. Причём его объём едва ли не превышал откуп, который можно было бы получить за всех остальных погибших сразу. Это был Остромир – убитый Всеславом отец Вышаты. Мало того, требовалось, чтобы Полочанский князь – в знак покаяния в содеянном – прошёл публичный обряд очищения на капище.

На том, что располагалось неподалёку – на водоразделе Лучосы и Славутича.

Если он откажется – мир заключён не будет.

Закончив излагать все условия, Святослав теперь наблюдал за сменой чувств, которые попеременно отражались на лице Военега.

Удивление. Неуверенность. Подозрение. Надежда.

Ещё и за ус себя дёрнул!

Да-а-а уж… Рыжий волк нашёл, кого отправить на переговоры. Если полководцем его воевода был действительно хорошим, то дипломат из него – не пришей кобыле уд. Мало того, говорит – что думает, так ещё и эмоций своих скрывать не умеет.

А поразмыслить послам было на чем.

Условия Соколовичей ясно давали понять – они не имеют ни претензий к народу, населяющему Полочанское княжество, ни амбиций присоединить его к своим владениям.

Основное наказание предстояло понести самому Всеславу. Моральное – поскольку прилюдное покаяние было ничем иным как публичным унижением, и материальное – ведь виру ему предстояло платить из собственной казны. А точнее – из личной доли добычи, награбленной в Новограде.

Послам же теперь предстояло решить, что лучше – прекратить войну и дать княжеству спокойно вздохнуть, но остаться с опозоренным князем, либо продолжить путь в пропасть, сохранив при этом душевное равновесие своего сюзерена.

По мысли Святослава, выбор был очевиден. Ибо плох тот правитель, который не поступиться личными соображениями ради общего блага. Так учил его отец. Другое дело, что средний Соколович никогда бы и не пошёл на поступок, который совершил Всеслав.

Для Военега же, судя по его колебаниям, честь своего князя была не пустым звуком.

Надо было как-то подтолкнуть его к правильному решению.

Только как? – ни посулами, ни угрозами его не проймёшь.

А тут ещё, не дайте боги, снова начнёт бычить шею и тогда – пиши пропало.

– А в чём великий князь и многоуважаемый Вышата желают получить виру? И в каком размере? – неожиданно подал голос третий полочанский посол.

Тот у него был довольно неприятный – какой-то склизкий, словно овсяный кисель, вызывающий лёгкое чувство омерзения. Раскрыв рот, этот полочанин в глазах черноградского князя сразу перестал походить на хомяка. И превратился в полевую крысу-пасюка. Старую и жирную. Но оттого не переставшую быть хитрой тварью.

Святослава эта метаморфоза настолько удивила, что он даже не сразу нашёлся, что ответить.

Зато не растерялся Вышата.