Александр Лепенский - Суицид лезвием книги. Монологи Пальтиеля

– Интересные женщины всегда больны, у тебя изначально не было шансов.

– Ты тише со словами, я на них падкая.

– А ты думаешь, у меня все противоположно?

– Нет, потому ты мне и нравишься, но мы ведь многим нравимся, так почему нам грустно?

– Вопрос в точку, но ты сама ранее ответила, мы помним, а нужно забывать, тяжело жить прошедшим счастливым днем, годом, зная, что это уже не будет у ног сегодня.

– Да, не будет, но было…

– К счастью, было.

– К счастью?

– Думаешь иначе?

– Нет. Но мы пришли, смотри туда, – она повернула палец чуть левее от себя, там сидело человек 9—10, романтизировали себя, потому что пляж, круг, какие-то слова. – Здесь каждый раз с воскресенья на понедельник они сидят одни, я была только раз, тяжело такое оставлять себе, эгоистично, об этом хочется кричать, но ты и шепотом услышишь, ты здесь.

И действительно, я был здесь и физически, и головой, они сидели на песке, близ бетонной лестницы, по которой мы и спускались, фонарь был прямо над ними, в середине сидела девушка с книгой, а вокруг слушатели, и кажется, они не просто слушали, а слышали, а подходя ближе, услышав первые строки, сразу узнал книгу, Джон Фаулз – «Волхв», гениальная, именно ее читала незнакомка, соблюдая интонацию, я с дрожью рассматривал стороны, почему так хорошо? Где был этот вечер каждую неделю? Мое общество было так близко? А я ходил по окраинам? Тишина, как тихо и внимательно они вслушивались, вот и мы сели, и сразу секунд на 7 замерли с Кристиной глазами, она прочитала мое «спасибо», и запила это джином, передав мне. Восхищение, теплота, я слышал, как проходит ночь, а ночь слышала мой счастливый попутный день, так мы и были забыты своей памятью, хотя бы на одну ночь.

Все были парами, постоянными или нет, я не знаю, это не имело значения, не было и мысли докапываться, тут сидели словно ангелы, захотевшие услышать что-то большее, чем небеса, мне кажется, они услышали, как и мы, и суть не в самой книге, а в идеологии, мне хорошо.

А вот знакомый момент, все шло восхитительно, а в какой-то момент все выключилось, на часах 8:27 утра, я лежу в траве, мой дом напротив, в кармане фисташки, в руке 1,5 темного пива, тепло, люди идут на работу, негоже так просыпаться на улице, это не очень хорошо, к добру это не приведет, пора бросать спать.

Отбросив всю романтику, предисловие тут-то и закончится, пора бить по истине, по самому важному, и суть в том, что Вероника предложила мне написать книгу, в которой я изложу всю свою правду, а она через свое предприятие ее продвинет, идея кажется интересной, если не смотреть в будущее, если не смотреть в будущее…

Я начал писать в литературной столице, в родном городе, строка за строкой, сидел 4 часа, придавая смысл своей правде, мне казалось, что получается гениально, но проснувшись утром, выявил всего 3 страницы написанных предложений, это так отвратительно написано, все же блоги писать легче, чик-чик, и вжух – цельная идея, все сочетается, но только не здесь, оказалось – писать книгу очень сложно, даже тогда, когда ничего придумывать не нужно. Пришлось что-то менять, появилась уверенность, что, чтобы издать достойное творчество, нужно уезжать в город Серой Любви (так я его называю), который когда-то уже уничтожал меня, еще до того, как свет начал гаснуть окончательно, тогда у меня были силы, и тоска там особенная, она о жизни, она о музеях, бедности, отсутствии стыда, романтичный голод, который украл многих безвозвратно.

Всегда легко все бросающему, мне понадобилось несколько часов, чтобы взять отпуск, передать моего кота в лучшие руки, написать тем, этим позвонить, найти нужную машину, сесть в нее, уже по пути накидать несколько слов, останавливаясь на заправках, перекуривая возле вони заборной, которая напоминала мне идею современного телевизора, даже удалось перекинуться несколькими словами с попутчиками, и все это сопровождалось моими паническими атаками, которые усиливаются на четырех колесах, и оно понятно, почему, ведь в одной из таких я оставил Ее. Но о Ней еще рано, ну а пока водитель попросил у меня колы, пришлось сказать ему, что я уронил туда кусочек сосиски в тесте с той заправочной, ведь там совсем не кола.

На самом деле мне всегда было комфортно в некомфортных условиях, этот оксюморон поймут многие, совсем не особенность, вот и добираться по 13—15 часов в условиях «ни лечь – ни спать» вызывало у меня что-то трепещущее, как Австрийский штрудель на завтрак, если он не чаще раза в месяц, да и само ощущение, что я еду в этот город… так волнующе, катапульта эмоций всего за одну ночь езды, это то, что еще способно меня радовать, а там еще и милая Ализ, женщина, которой удалось ближе всех подобраться ко мне в словесном контексте, не эти пустые объятия под вечерним фонарем или драматический секс на кухонном столе, нет, не то, там был диалог, в котором слышали 2 человека, не с целью объявить о себе, а с целью… Да я даже не уловил цель, как и смысл, это было так быстро, я просыпался, чтобы увидеть ее сообщение, тогда я даже забывал (смешно), что когда-то она все испортит, я любил ее 4 раза по 5 минут, стоя на балконном перекуре, не пожалев об этом, любил подобно тому, чему создавалась любовь, она без боли, без отчаяния, похожа на десерт с грейпфрутом, лимоном и гранатом, горьковато, кисло, сладко, это в удовольствие, о чем хочется умолчать, а потом кричать на радиоволнах.

Но все заканчивается, нет смысла об этом жалеть, в перспективе вряд ли отдал бы ей сердце, но только с ней мне нравилось разговаривать, как жаль, что этого мало для бесконечности. Она несознательно отдала мне свое сердце, я этого не заметил, как не замечают бычки на дорогах, я просто шел, наступил раз, наступил два, а потом оказалось, что я все там раздавил, да еще и плюнул, с тупым лицом смотрел, мол, а что случилось-то? Я же ничего не с казал, ничего не сделал, а она молчит, не понимая, как с такими мозгами можно быть столь проницательно тупым, как можно видеть все и не видеть очевидного, думаешь, что не повлиял на нее, а через долгие годы у нее еще болит, ну а как женщине жить-то без сердца? Только с тем, с кем «ну он же хороший».

Но все вот так выглядит в моей голове, уверен, с ее стороны все совсем иначе, так ведь, Ализ?

Дорога не позволяла мне уснуть, целью было максимально отдалиться от диалогов с попутчиками, а потому, даже когда музыка не играла, наушники все равно были вставлены в уши, это помогает. Иногда бывает разговорчивое настроение, но чаще все противоположно. У меня в голове было слишком много мыслей для того, чтобы открывать рот, а эмоции вызывали какое-то жужжание по всему телу, и это притом, что я уже отдавил себе лоб от стекла машины. В целом ничего не происходило, напиток в бутылке колы интеллигентно допит, пьяный снова, игривый, засыпай.