Александр Лепенский - Суицид лезвием книги. Монологи Пальтиеля

И все вроде хорошо, и праздник такой на душе, но почему всегда все должно перевернуться? Сам по себе я был абсолютно счастливым здесь, вечно сияющий ребенок, а позже юноша. Но одна книга все изменила. Она, кстати, была написана моим однофамильцем, что и спутало мои карты, а то, что уже происходило в сюжете, вызывало полное недоумение, шок, страх. Мою реакцию заметила Она, и сразу заподозрила что-то неладное, а меня начинало трясти все сильнее, я из последних сил держал слезы, и Она это видела, а потому начала бегать глазами по этим строкам, а я ушел курить на уличный столик участка, задаваясь одним вопросом за другим. Вот почему отец скрывал от меня эту книгу? То есть все вот так? В этот миг я точно решил ехать к отцу, мне нужны ответы, потому резко забежал в дом, взял испуганную Ее, она ведь тоже уже от прочитанного все поняла.

Схватил ключи, мы сели в машину и поехали. Первый раз в нашей машине была такая гробовая тишина, ведь обычно мы орем песни, дурачимся, и восхищаемся видами из окна, солнцу, дождю, но не сейчас. Было напряженно, а я все больше поддавался эмоциям, злость меня одолела уже полностью, а слезы все же вышли из глаз, то ли от грусти, то ли от страха. Я даже не замечал, что еду очень быстро, но Она мне об этом сообщила, потому сбросил скорость, и тут из-за машины напротив вылетел внедорожник, и между нами я точно увидел, как упала первая капля дождя, прямо между нашими машинами, но сделать что-то я не успел, только услышал скрип колес, крик, осознание. Раз, два, три, я мертв.

Привет. Каждый раз, когда я представлял нашу встречу, думал, что много хочу сказать, а сейчас, в эту секунду, не знаю, что говорить… Ты, наверно, думаешь, что я, наболевший от пятки до головы, летаю тут, ангел, бьющийся за справедливость. Мы были с Тобой из тех, кто не должен любить, мы правили над чувствами, но в момент сошлись два мертвых сердца, побитые, но все еще верившие в чудеса. Я точно знаю, что если бы не Твое существование, я бы так и не родился. Клянусь, первая секунда моей смерти принадлежала Тебе, я подумал о том, что больше не смогу чувствовать твой запах, но проблема оказалась сильнее, Твой запах ни разу не смог исчезнуть. Он со мной всегда. Как же Ты вкусно пахнешь. Я тут на днях пытался познакомиться с собой, очень хреновая была затея, но Ты меня терпела. Мы с Тобой говорили про волшебство, и пока жив я, живы и мы, мы бесконечны, это и есть волшебство. Какими-то импульсами Ты точно чувствуешь меня. Знай, Тебе не кажется. Мы бы с тобой покоряли тут облака да горы, мы бы, наверно, придумали свое личное облако. И сидели бы на нем ночами, я бы плакался, что мне холодно. Если честно, мне очень холодно, хотя на улице +25. И как Ты понимаешь, дело не в градусах.

Из раза в раз я пишу Ей на бумаге чертовым карандашом. Мне это дается легко в плане количества букв, но тяжело от непонимания. Вот это и есть то, о чем я писал ранее. Надежда. Она выглядит именно так. Ты не знаешь наверняка, слышит ли Она, но веришь, и вера эта сильная, ведь в некоторые моменты я совсем забываю, что все не так просто…

И все же, если верить бесконечности, мы все равно рядом.

Проблема даже не в том, уверен я или нет в доставке этим писем, все заключается в ином. Там, в машине, я видел Ее последний страх, за всем этим Она все равно постаралась кинуть взгляд на меня, и мы как бы пересеклись душами, и в глазах у Нее было прощание и сожаление, эта буря эмоций, не знаешь, за какую ухватиться, но это одиозное чувство, отвратительное. Что чувствовал я в последнюю секунду? Думаете, вся жизнь перед глазами пронеслась? Нет, все чувства были уничтожены скоростью событий, лишь интуитивно я смотрел и думал о Ней, последняя секунда точно была такая, но бестолково безнадежная. Чем-то это было похоже на американские горки, с единственным отличием: там в поворотах головой вниз ты точно знаешь, все ведет к жизни и безопасности, а вот здесь все противоположно. Просто представьте, вас сажают на эту горку, пристегивают, и уже здесь вам точно известно, что там смерть, и виден момент слета, единственное, что там останется, это та самая надежда. Это страшно.

И вот с какой проблемой мне довелось столкнуться, я попросту не знаю, а жива ли Она? То есть, полнейший диссонанс. В случае Ее гибели на том месте получается, она была убита мной, моими юношескими бездарными эмоциями. Но! В таком случае, Она где-то здесь, рядом, как и я, ведь за смертью есть жизнь здесь. Чувствуете, как вновь навевает запах надежды? Именно это и вызывает у меня двоякое чувство, именно потому я до сих пор ищу Ее глазами, даже здесь. И не знаю, смотрю ли в безнадежную пустоту, а может, авось и был когда-то вовсе близок.

И все же чувствую себя обязанным больше рассказать о Ней.

Она – образцовая девушка, с недостижимым взглядом, который проел меня в самый первый миг. Непогрешимая леди, но исключительно в моем понятии. Ее пальцы тонки, словно острые мечи, но при этом нежны, благосклонны. Белые волосы с оттенками русого цвета доставали прямо до спины, а потому, когда мне хотелось уйти от света, я непременно обволакивал свою голову этими густыми прядями, и образовывалась моя личная ночь. Ее рост приблизительно 170 сантиметров, а потому на Ней блестяще смотрелись мои любимые нежные платья, что Она носила тогда неизменно. Ей отчетливо шли цветы и в руках, и на голове, и везде. Нижняя губа Ее – пышная, а верхняя, как крышечка, элегантно ее закрывает. Тонкий подбородок, небольшие скулы. Под таким вот описанием Она кажется домашней и нежной девочкой, я понимаю, но это абсолютно не так. Ведь Она безумна, что и подобает художнику. Похожа на десерт, в котором сопоставлены ингредиенты из разных областей, где сладость, кислинка, даже горечь, и когда все это воедино, получается целый концерт! Да уж, вот в таком контексте мне удается это писать с улыбкой.

Ну а познакомились мы через общих друзей, на одной из квартир приятеля, по случаю его дня рождения. Забавно, что наше знакомство и прощание произошло на одном и том же событии, но не будем глубоко уходить в эти дебри. Как и писал ранее, обратил я внимание на Нее сразу и периодически смотрел в бегающие по сторонам глаза, и Она это точно чувствовала. В целом. Я вел себя стандартно, выкидывая шутку за шуткой, и не ради того, чтобы рассмешить ее, просто вот сам по себе такой. Но в голове я прокручивал тактику подхода, даже чуть нервничая, но все решилось просто. Один из моих друзей громко заявил, что по его расчетам (не знаю каким, он вообще был грузчиком), мы с Ней идеально подходим друг другу, и кстати, все с этим шумно согласились. Ну и я отнекиваться не стал, сказал, что абсолютно согласен. Так и был сделан наш первый шаг, пусть и с помощью чужих рук. Ну а уже спустя пару часов, когда пошли задушевные разговоры и наступил пьяный покой, нам с Ней удалось поговорить вдвоем, перемещаясь с кухни на балкон, а с балкона на кухню, да и всем уже было до нас до балды. Говорили мы абсолютно на равных, начиная отношением к спагетти, заканчивая культурой, так легко, непринужденно, как в комедийном фильме, домашнем таком. Это было действительно тепло. Я пытался Ей объяснить, как работает моя память, а Она пыталась найти в этом изъян, говоря на скорость сотни слов, которые мне нужно было в четкой последовательности изложить. И раз за разом проигрывая, Она открывала от удивления рот, и в слух говорила: «Вау!» И так по кругу, и мы уже несколько раз в утопическим смехе задыхались. Ну а чуть позже Она предложила соединить наши таланты, это и было судным решением, которое сковало нас непрерывными чувствами.