Александр Горохов - Та сторона

– Разрешите вопрос, товарищ полковник? – подал голос капитан, которого я уже видел на «турбазе». – Какой статус местного населения по отношению к нам?

– Статус наших граждан, освобождённых из-под оккупации. Оказывать ему всяческое содействие и помощь. Избегать необоснованных потерь среди него в ходе боевых действий. Даже среди парамилитарных формирований, которые пока нам противостоят. Это не враги, это обычные люди, которые в силу обстоятельств вынуждены исполнять полицейские функции. И не исключено, что после установления нашего контроля над территорией, вернутся к их исполнению. Но уже в наших интересах и под нашим контролем.

– Почему наше внимание обращено только на запад, на отсталые сельскохозяйственные районы Башкирии? – поднялся я.

– Потому что нам нужно, в первую очередь, обеспечить пропитанием людей на подконтрольной нам территории. Кроме того, майор, помимо продуктов, мы, контролируя этот район, получаем доступ к нефти, газу, углю и, что особенно для нас важно, сразу к двум железным дорогам. Одной – рокадой вдоль Уральского хребта, являющегося естественной границей между здешними государственными образованиями, а другой – соединяющей Поволжский и Зауральский промышленные регионы. По нашим сведениям, это единственная железная дорога, соединяющая Европейскую часть России с Азиатской, которая практически не пострадала в результате ядерной войны. Ну и, кроме того, военная мощь так называемой «Волжско-Уральской свободной республики» несопоставима с той, что располагает «Уральская республика», находящаяся по ту сторону Урала. Особенно – в этих местах. А на данный момент для нас это критично.

– А мы не станем раздражителем для этой самой «Уральской республики»? Не захочет ли её руководство нас уничтожить?

– Эти промышленные регионы теперь практически изолированы Уральским хребтом. И географически, и политически, и экономически, и транспортно. Единственная связь – как раз та самая железная дорога, проходящая близ уничтоженного Оренбурга. Перекрывать её мы не собираемся, поэтому наше присутствие здесь не отразится на Зауралье. Проще говоря, за Уралом всем наплевать на то, что происходит в Приуралье и Поволжье. Так что заслон на Зилаирском плато мы, конечно, оставим, но соваться даже в район Сибая и Баймака в ближайшие месяцы не будем.

*

23 июня 1980 года, 23 июня 2020 года, Светлана Рослякова

И как понимать слова Громова о том, что они сегодня были в бою, и даже трое из их команды получили ранения? Включая самого Грома. Ведь эта деревня находится явно на территории России: я же сама видела дорожные указатели, когда по шоссе ехали! Надписи по-русски, дублированные на каком-то национальном языке. Судя по всему, на башкирском или татарском. Машины навстречу шли с российскими номерами. Стоп! А с какого момента этих машин и самого шоссе не стало? Сначала Гром сказал про открывшийся проход, потом передняя машина, загораживавшая то, что впереди творится, исчезла, а когда снова появилась, уже никакого шоссе, проходящего всего-то в тридцати метрах, не было. И эта вывалившаяся из прошлого деревня.

Как там наш водитель сказал? «Если по спидометру, то километров десять-одиннадцать всего. А если по времени, то лет на сорок»? Нет, невозможно! Просто невозможно! Ведь даже если поверить в то, что нас угораздило провалиться в прошлое, то не было в этих местах сорок лет назад никаких боевых действий. Тишь да гладь, да божья благодать, называемая брежневской эпохой застоя. Ничего не понятно!

От этих дурных мыслей меня отвлёк только голос Громова.

– Всё, приехали! Выгружаемся!

Пока мы, новички, собирали вещи, к машине подошёл ещё один мужчина. И обнялся с Мищенко, как со старым знакомым.

– Значит, теперь под твоим командованием воевать буду?

– Под моим, Кедр! Под моим. Проходи с Росляковой в палатку, поло́жите там свои вещи, и дуйте к медикам ставить прививки.

– Так сразу?

– По-хорошему, вам их нужно было поставить ещё на той стороне, да полиция затянула с вашей доставкой. Поэтому прямо сейчас бегите, пока здешнюю заразу не успели хватануть. Иван, проводи их к эскулапам и объясни этим коновалам, почему люди непривитые!

Час от часу не легче! Что за заразные болезни, от которых нужно немедленно прививки ставить?

– А хрен его знает, что это были за болезни, – пожал плечами Гром. – Не специалист я в этих вопросах, не знаю, чем американцы тутошнее население заражало. Только говорят, что в Союзе из-за них только каждый восьмой выжил, а в остальном мире каждый шестой. Стёпка, которому я в деревне передачку от майора передал, единственный жив остался из тех, кто родился в разгар эпидемии, а его подружка Зулька – единственная из грудничков, переживших её. Кроме них, на всю округу нет ни одного парня или девчонки, которым было бы старше тринадцати, но младше семнадцати.

– Какая эпидемия? Кого травили? Какой каждый шестой выживший во всём мире? Что ты несёшь? Не было такого.

– В том мире, откуда мы сюда двадцать минут назад через Проход проехали, не было. В этом было. Вернёмся в палатку, почитаешь, что на этой стороне творилось в здешние шестидесятые. А что сейчас, на рубеже здешних семидесятых и восьмидесятых творится, сама увидишь.

От содержания тонюсенькой брошюрки, выданной Громовым нам с Кедром по возвращении в палатку, у меня волосы дыбом встали.

– Ты уверен в том, что это правда?

– Светка, ты же сама деревню видела. А я её видел и такой, какая она на той стороне. Небо и земля. Знаешь, от какого оружия эта отметина, полученная сегодня утром? – он ткнул себя пальцем в заклеенную щёку. – От ППШ! И мы по местным рэкетирам из таких же палили, чтобы раньше времени не раскрыть, с кем они имеют дело.

– И как успехи? – подал голос Мищенко.

– Человек девять из двадцати ушло.

– Так может, надо было посерьёзнее оружие использовать?

– Не надо было. В том-то и была задумка: продемонстрировать нашу слабость. Их в ближайшем опорном пункте осталось человек восемьдесят. Послезавтра они помчатся нас по лесам ловить, а мы их тут и накроем, так что готовьтесь: группу «Смертники» наверняка в самое горячее место отправят.

– Это мы, что ли, «Смертники»?

– А ты, Светка, не догадалась? Ни одному из нас, кроме, наверное, Билла, в Россию насовсем не вернуться. Он один из нашей группы доброволец, остальные – такие же, как ты и Кедр.

Значит, точно моё личное дело уже неплохо изучили. Ну и ладно! Меньше приставать будут, меньше разбитых носов и поломанных челюстей. Грома, из-под формы которого тельник с голубыми полосками проглядывает, конечно, мне вряд ли удастся в рукопашке одолеть, просто массой задавит, а вот остальных, если что, я точно на место поставлю.