Владимир Романовский - Хольмгард

Завтракать Житнику не хотелось. Он только выпил стакан воды. Привычный вид княжеских палат напротив за окном вызвал в нем прилив нетерпения и неприязни. Живу в какой-то халупе, подумал он, из халупы правлю Новгородом, и от этого весь город чем-то стал напоминать халупу.

— Горясер! — позвал он.

Горясер, расторопный, совершенно не сонный несмотря на ранний час, тут же вошел в комнату. Халупа, еще раз с раздражением подумал Житник.

— Приходил кто за Детиным вчера? Я хотел подождать, но уснул.

— Да, болярин.

— И что же?

— Отвели Детина кой-куда, помыли, подкормили, а потом был разговор. После разговора Детина опять опустили в яму.

— А тот, что с ним говорил? Да ну же!

— Как ты и велел, шли за ним на расстоянии, а в нужный момент приблизились.

— И что же?

— Их было двое. Пропуск на двоих был выписан.

— Да, я знаю. И что же?

— Ничего.

— То есть как?

— Как ты велел, стали их слегка теснить к двери, чтобы поговорить с ними без свидетелей. То есть, это так ратники подумали, что они будут теснить. На самом деле получилось все наоборот. Не тот, что говорил с Детиным, но второй, спутник его, стал теснить ратников. И они испугались, что он с ними поговорит без свидетелей, и ушли.

— Он что, этот второй — страшен так?

— Могуч. Ничего не скажешь. Один ратник замешкался, когда его теснили, вовремя не отступил на шаг, так опомнился только, уже вися пузом на ветке дуба. Знаешь, дуб такой там, недалеко от бани.

— И что же было дальше?

— Оба ушли себе. Сказал тот, который теснил, что вернутся сегодня вечером, и чтобы ни-ни.

— Так и сказал?

— Так и сказал. Ни-ни.

— Ну и леший с ними. Хотелось бы поговорить, конечно. Ну, улучу момент. Сам туда приду. Пусть он меня самого попробует потеснить. Как продвигается дело с остатками Косой Сотни?

— Восемь человек удалось приручить. Живут в разных местах, но все здесь, в округе.

— Только восемь? Сколько всего человек было в Сотне?

— Сто сорок, или около того.

— Скольких схватили и казнили?

— Человек пятьдесят.

— А отпустили не казня?

— Человек двадцать.

— Восемьдесят человек — как в воду?

— Похоже на то.

— И в Киеве их нет?

— Нет. В Киеве их всех знают в лицо.

— Может, они к Свистуну примкнули?

— Вряд ли.

— Подались к Базилю? Нанялись к Хайнриху?

— Базиль бы их не принял по союзным соображениям. А Хайнрих далеко слишком.

— Где же они?

— Не знаю.

Житник почесал в затылке.

— Кто это там на крыльце сидит? Верзила? А, Горясер?

— Дожидается, когда ты проснешься. Говорит, поручение у него к тебе есть.

— Это не тот, что вчера теснил?…

— Нет. Тот чуток меньше ростом, судя по откликам, и постарше.

— Что за поручение?

— Не знаю, Житник. Я пытался выспрашивать, но он молчит. По-моему, туповат он.

Житник еще раз выглянул в окно.

— Эй, парень! — сказал он. — Заходи!

— Мне выйти? — спросил Горясер.

— Да, пожалуй. Вот что, проведи его туда, — Житник кивнул, указывая направление.

— В опочивальню?

— Да какая опочивальня!… Халупа. Проводи не сразу, пусть сперва здесь подождет. Поскучает пусть.

Житник прошел в опочивальню. Уличная девка фальшиво-приветливо посмотрела на него. Очевидно, она хотела есть и ждала, что после исполнения обязанностей ее накормят. Житник прошел к сундуку, открыл крышку, достал две золотые монеты, и кинул ей на ложе.

— Все, одевайся и иди.

— А чего так, чего? — спросила она, обидясь.

— Иди, тебе говорят.

Насупясь, девка слезла с ложа — тощая, жалкая какая-то, натянула рубаху, подпоясалась, сверху поневу, еще раз подпоясалась, поискала повойник, надела, и, босая, надувшись, пошла к двери. В этот момент дверь распахнулась. Ровным шагом, левая рука на поммеле, в комнату вошел верзила с простоватым лицом, едва не задев головой притолоку. Вид у верзилы был насупленный, явно не выспавшийся. Горясер пытался его задержать, но парень отмахнулся, а Житник сделал знак, и Горясер ретировался. Девка прошла мимо верзилы, и он проводил ее подозрительным взглядом.

— Доброе утро, посадник, — сказал он мрачно. — Поручение у меня. К тебе.

Дверь закрылась.

— Откуда ты и как зовут тебя?

— Зовут меня Дир. Из Ростова я.

— С Ростовoм у меня нет никаких дел.

— С Ростовoм может и нет. Но с Киевом есть.

— Но ведь ты из Ростова.

— Родом из Ростова. А поручение из Киева.

— От Добронеги?

Дир покривился.

— От Святополка.

— А! — понял Житник. — У него есть ко мне предложение.

Это очень кстати. Очень, очень кстати. Только что об этом думал. Воистину, у великих дела следуют сразу за мыслями. Так устроен мир.

— Не знаю, — сказал Дир. — Вот грамота. Может и предложение. Мне то что. Читай, пиши ответ, только быстро.

— Что ж за спешка?

— Никакой спешки. Просто противно.

— Что противно?

— Сам знаешь.

— Ты, парень… как тебя… Дир, да?

— Дир.

— Ты, Дир, странно как-то ведешь себя. Доверили тебе посольство. А ты что же?

— Не рассуждай, посадник. У меня голова болит. От новгородского свира. Только печенегов таким поить. Мерзавцы.

Житник улыбнулся.

— Хорошо, Дир, не серчай так. Сделай милость — там Горясер, у крыльца, позови его.

— Вот еще. Сам зови.

Житник удивился.

— Ты чего это?

— Я тебе, посадник, не холоп какой. Для тебя, заметь, все люди холопы. Потому сам ты роду неизвестно какого. Но ты так не думай, неправда это… Уж отговаривал я Святополка, мол, не связывайся ты с безродным. Пусть он хоть тыщу раз настоящий правитель Новгорода — негоже князю посольства посылать к какому-то… Но служба есть служба. Хотя, конечно же, с Ярославом, заметь, я бы говорил не так. Ярослав — князь. Так что, давай, посадник, пиши ответ, и пойду я. Меня друзья заждались. Они из хороших родов, оба, не то, что ты. Если бы не служба, я б с тобою слова не сказал бы.

Житник побледнел, взял грамоту из руки Дира, смерил посла недобрым взглядом, и сухо сообщил:

— Рассуждения в обязанности посла не входят. Обращаться к правителю следует вежливым тоном. Если Святополк считает…

— Да какому еще правителю! — Дир отмахнулся. — Ты посмотри на себя. Разве правители такие бывают? Правителю положено быть небольшого росту. А ты вон какой, с меня ростом будешь. Вот Ярослав — да, правитель.

— А в темнице не хочешь ли посидеть за такие слова? — спросил Житник, рассердившись уже основательно.

— Читай письмо, — велел Дир. — Правитель… Малолетних безгрудых к себе на ложе тягаешь. У нас в Ростове за такое бы тебе все кости переломали.

На скулах у Житника заходили желваки. Но не драться же с послом нужного союзника! Почему Святополк послал мне этого… Вот ведь сундук ходячий! Наглец! Может, чей родственник, может, в обиде он на меня?

— За что же ты так меня не любишь? — спросил он. Нужно было развернуть грамоту, но пальцы не слушались, дрожали от злости.