Пётр Безруких - Контракт на два дня. Трилогия. Книга первая. Солдаты другой страны

Минут через пятнадцать виноватого нашли, им оказался генерал-майор, начальник службы связи фронта, и Лёша его искренне пожалел. Начали думать, что теперь делать. Прежде всего ему помогли сориентироваться, где сейчас линия фронта. Передовая находилась от них примерно в двадцати километрах. Иного решения, как выходить им самим и переходить через линию фронта, не было, операция по эвакуации не получалась. Ему дали полный карт-бланш на принятие решений. Но сказали, что через линию фронта должны перейти они впятером, живые или мертвые и с аппаратурой. Всё остальное должно быть в крайнем случае уничтожено, а все свидетели расстреляны. На этом сеанс связи завершился.

«Хрен я вам буду расстреливать людей из-за ваших ляпов! Я не палач!» – подумал Лёша.

Он ничего не сказал ребятам, а отдал приказ начать движение. Пройдя километров пять, они вымотались совсем. Ребята несли на себе рюкзаки, боекомплекты и раненых. Сашку и немецкого солдата-очкарика навьючили, как осликов, мешки у них лежали с обеих сторон, спереди и сзади, перекинутые на ремнях через плечо. Кроме этого, Сашка тащил за спиной свою винтовку, хотя она ему была не нужна. Боец из него хреновый, если не сказать никакой, но положено по уставу, значит, пусть тащит. Даже немецкому лейтенанту навесили рюкзак на спину, но больше ему дать ничего не получалось, потому что руки ему связали за спиной, а развязать его Лёша не решился.

Самому Лёше было полегче, он нёс только достаточно тяжелый рюкзак с аппаратурой килограммов на двадцать, но при этом сам осуществлял разведку местности и выполнял обязанности охранения. Зато набегался больше всех раза в три и ног под собой не чуял. Раненых сильно растрясли, они тяжело стонали и, видно, терпели уже из последних сил, у комдива из раны начала сочиться кровь. Лёша увидел подходящую полянку, остановился и пробасил:

– Стой! Привал. Всем оправиться.

Ребята положили раненых и упали на землю. Вьючные ослики тоже повалились без сил. Все лежали без движения. Лёша подошёл к раненому комдиву – повязка на животе у того сбилась, пропиталась кровью, а рана открылась. Комдив тихо попросил засохшими и потрескавшимися губами:

– Пить!

– Нельзя! Но сейчас кое-что придумаем, – ответил Лёша.

Ему стало очень жаль этого пожилого человека, на лице которого выражалось столько страдания и боли, а держался он очень мужественно. Стало понятно, что до наших он не дотянет и умрёт, как и лежавший рядом комиссар. Лёша подошёл к валявшемуся на земле без сил Сашке, достал из одного мешка большую аптечку для отделения, которая у них была, взял её и пошёл к раненым.

Вместе с Мишей они стали снимать старую повязку с комдива. Открылась рана, из неё бежала мутная жидкость с кровью. Даже не будучи медиком Лёша понял, что у раненого перитонит. Прямо в рану ввёл несколько доз антибиотика, и они с Мишей наложили новую повязку, туго перебинтовав живот. Вколол ещё две дозы антибиотика в ягодицу, под другую ягодицу, приподняв комдива, подложил двухлитровый мешок с инфузионным раствором и опустил. Комдив слегка поморщился, когда его проколола толстая игла, но посмотрел Лёше в глаза и прошептал:

– Большое тебе спасибо!

– Потерпи, ещё один укол сделаю, и скоро уснёшь, – сказал Лёша и вколол ему двойную дозу морфина.

Те же манипуляции они совершили и с комиссаром. Темнело. Закончив, Лёша осмотрел поляну: все как упали, так и лежали не двигаясь, даже немецкий лейтенант лежал на спине, закрыв глаза. Лёша понял, что нужен отдых, часа четыре, иначе они не смогут идти дальше.

– Подъём! – сказал он громко. – Всем сходить оправиться!

Все нехотя зашевелились и начали подниматься, а он пошёл к мешкам, которые несли Сашка и Отто, достал оттуда плащ-палатку, расстелил её и начал на неё складывать сухой паёк, вытащил флягу со спиртом. Все стали подтягиваться к импровизированному столу и рассаживаться кто как.

– Немцев тоже веди, только рюкзак с офицера сними, – сказал Алексей Сашке.

Подошли немцы в сопровождении Сашки, и он кивнул, чтобы они сели.

– Lösen Sie bitte meine Hände 22 22 Развяжите мне руки, пожалуйста! (нем.) , – попросил лейтенант.

– Wissen Sie was, Karl! Hätten Sie nicht so viele Reden von Hitler abgehört und hätten Sie doch alle Tassen im Schrank, würde ich Ihre Hände lösen. Wozu brauche ich noch Probleme 23 23 Знаете, что, Карл! Если бы вы не наслушались речей Гитлера, и у вас с головой всё было в порядке, то я бы вам развязал руки. Но зачем мне ещё проблемы? (нем.) ? – ответил Лёша ему.

– Natürlich! Wir lösen ihm die Hände und er bricht aus. Ich habe keine Lust, ihn durch den ganzen Wald zu verfolgen 24 24 Вот-вот! Мы ему руки развяжем, а он убежит. Бегай потом за ним по всему лесу. (нем.) , – промяукал Мишка голосом кота Матроскина из мультфильма «Трое из Простоквашино», решив пошутить.

Шутка удалась, все засмеялись, кроме Сашки и немцев, которые не смотрели мультика. Лёша хотел опять наорать на Мишку, но посмотрел на раненых – они спали, на ребят, Сашка был не в счёт, и подумал: «Поговорить, видимо, захотелось». Но Мишке строго сказал:

– Iß und trink! Danach gehst du schützen 25 25 Поешь и выпей! Потом пойдешь охранять! (нем.) !

– Jawohl, Herr Hauptmann 26 26 Есть, господин капитан! (нем.) ! – браво, но с обидой ответил Мишка и потянулся к тушёнке.

Отто сказали, чтобы он кормил и поил лейтенанта, это опять вызвало бурю шуток и анекдотов, которые начал перед уходом рассказывать Мишка с тушенкой во рту. Отто ожил и, видимо, почувствовал, что ему ничего не угрожает, да и то, что все говорили на родном для него языке, его успокоило. Он оказался таким же трепачом, как и Мишка. Мишка же ушёл охранять с явным неудовольствием на лице.

Сидели, болтали на немецком и смеялись ещё целый час. Отто рассказал всё про себя, про свою семью и свою, как ему теперь казалось, несчастную жизнь. Ребята его пожалели и посочувствовали, но сказали, что сделать ничего не могут – он теперь военнопленный.

В разговор вступил даже Карл, он попытался разузнать, почему ребята говорят на немецком в совершенстве, как на родном. Это ему не удалось, и он решил, что все они русские немцы, о чём и заявил. Никто его в этом разубеждать не стал.

Через три часа, дав ребятам поспать, Лёша приказал трогаться. Они шли всю ночь, шли тяжело: уверенно чувствовали себя только ребята в приборах ночного видения. Сашку, Отто и Карла приходилось вести за собой, нога в ногу, они все время спотыкались и падали. Лёша менялся со всеми, и тот, кого они отправляли в охранение, хоть и вынужден был много передвигаться, но немного отдыхал от ходьбы с тяжеленной поклажей. В охранение не ходил только Сашка, ну и пленные немцы, естественно. Такая уж им выпала судьба.

Утром сделали привал, все упали и уже не вставали где-то около часа. Потом Лёша сказал Мишке готовить поесть, а сам пошёл посмотреть раненых. Как ни удивительно, раненые чувствовали себя немного лучше, чем вчера вечером. Антибиотики, которые Лёша им вколол, сделали своё дело. Он напоил и покормил комиссара, комдиву есть и пить было нельзя. Подложил обоим новые противошоковые пакеты, вколол ещё по две дозы антибиотиков и обезболивающих и пошёл к импровизированному столу есть сам. Допили оставшийся спирт и доели весь сухой паёк. Больше еды не осталось, но теперь хоть поклажа легче стала. Он приказал всем спать, Фёдора оставил старшим по лагерю, а сам пошёл на разведку.