Роберт Силверберг - Царь Гильгамеш (сборник)

— Ты меня обижаешь, и напрасно. Я не бандит, женщина.

— А почему у тебя в таком случае такое лицо?

Я сказал ей, что прошел долгий путь, и он оставил на мне свой отпечаток, но я вовсе не бандит. Я вынул из-за пояса несколько кусочков серебра и показал их.

— Если ты не позволишь мне переночевать здесь, то не продашь ли ты мне на худой конец кружку пива?

— Входи, — нехотя пригласила она.

Я вошел внутрь. Она закрыла за мной дверь.

Внутри было прохладно и сумрачно. Я протянул ей один из кусочков серебра, но она отмахнулась:

— Потом, потом. Я совсем не так охоча до твоего серебра, как тебе кажется. Ты кто, путник? Откуда идешь?

Я думал было назваться вымышленным именем, но для этого не было никакой причины.

— Я — Гильгамеш, — сказал я, ожидая, что сейчас она расхохочется мне в лицо, как если бы я сказал «Я Энлиль» или «Я Ан, небесный отец». Но она не засмеялась.

Она посмотрела на меня пристально и внимательно. Я почувствовал ее душу, сильную, теплую, добрую. Чуть погодя я спросил:

— Ты обо мне знаешь?

— Все знают имя Гильгамеша.

— А что, Гильгамеш — убийца?

— Он царь в Уруке. У всех царей руки в крови.

— Я убил демона в лесу, это верно. Я убил Небесного Быка, когда богиня выпустила его на волю, чтобы разрушить город. Я отбирал и другие жизни, когда это было нужно, только тогда. А ты закрыла передо мной двери, словно я разбойник с большой дороги.

— Да, но Гильгамеш ли ты? Ты просишь меня поверить в невероятное, странник!

— А почему ты сомневаешься в моих словах? — спросил я.

Она медленно сказала:

— Если ты и впрямь Гильгамеш из Урука — а по твоему росту, по твоим манерам я полагаю, что это может быть и правдой, — почему же щеки твои запали и исхудали, лицо твое столь измучено, и весь ты задубел от жары, холода и ветра? Разве это царская жизнь? И одет ты в грязные тряпки. Разве это одеяние царей?

— Я долгое время скитаюсь, — ответил я. — По Эламу на севере, в земле, именуемой Ури, в пустынях, я перешел через гору, называемую Машу. Я и кажусь тебе потрепанным и уставшим, потому что долог мой путь. И все-таки я Гильгамеш.

Она покачала головой.

— Гильгамеш — царь. Цари владеют миром. А ты человек, которому горе проело кишки и печаль изгрызла сердце. Это нетрудно заметить.

— Я все-таки Гильгамеш, — ответил я.

В ней была сила и теплота, и я рассказал ей, почему я отправился бродить. За кружкой пива я рассказал ей про Энкиду, моего брата, моего друга, которого я так любил, который гнался за диким козлом пустынь и пантерой степей. Я рассказал ей, как мы жили бок о бок, как мы охотились вместе, как вместе боролись и пировали, как пережили вместе столько опасных приключений. Я рассказал ей, как он заболел, как он умер. Я рассказал ей, как я скорбел по нему.

— Его смерть лежит на мне тяжким грузом, — сказал я. — Это была самая большая потеря. Как могу я быть в мире с миром и с самим собой? Мой друг, которого я любил, превратился в глину и прах!

— Твой друг умер. Ты уже оплакал его, теперь забудь о нем. Никто не скорбит так, как ты.

— Ты не понимаешь.

— Тогда объясни мне, — сказала она и снова налила мне пива.

Прежде чем заговорить, я сделал глоток пенящегося сладкого напитка.

— Его смерть поселила во мне страх моей собственной смерти. И вот, боясь смерти, я блуждаю из страны в страну.

— Нам всем предстоит умереть, Гильгамеш.

— Вот это я только и слышу, снова и снова. От женщины-скорпиона в горах, от бога Уту на небесах, теперь еще и от тебя. Неужели это так? Неужели я должен лечь, как Энкиду, чтобы никогда-никогда больше не подняться?

— Такова наша доля, — сказала она спокойно.

Я чувствовал, как во мне нарастает горячий гнев. Сколько раз я слышал эти слова: такова наша доля, такова наша доля, такова наша доля — эти слова начинали звучать у меня в ушах как блеянье овцы. Что же, я один решил бросить вызов смерти?

— Нет! — закричал я. — Я это не приму! Я буду ходить по земле, пока не узнаю способа избежать смерти!

Хозяйка таверны подошла ко мне и стояла, глядя на меня сверху вниз. И снова я почувствовал ее силу и нежность. В этой женщине чувствовалось присутствие богини, в ней была великая материнская сила. Она мягко сказала:

— Гильгамеш, куда ты бежишь? Гильгамеш, ты никогда не найдешь той вечной жизни, которую ищешь. Как ты не можешь этого понять? Когда боги создавали человека, они тогда же создали и смерть. Смерть они выделили для нас, а жизнь приберегли для себя.

— Нет, — пробормотал я. — Нет и нет.

— Такова наша доля. Забудь о своих поисках. Живи как следует, живи, пока живой. Пусть твой живот будет набит вкусными яствами. Веселись день и ночь. Пой и танцуй, веселись и ликуй. Отбрось эти тряпки и пусть одеяния твои будут чисты и нарядны. Вымой волосы, тело, всегда будь свежим, чистым и ясным. Люби и лелей малышку, что держит тебя за руку, люби и лелей жену, что радуется твоим объятиям. Это ведь тоже наша доля, Гильгамеш. И это единственный правильный путь: живи радуясь, пока у тебя еще есть жизнь. Прекрати свои поиски.

— Не могу успокоиться, — сказал я.

— Сегодня ты успокоишься и отдохнешь.

Она заставила меня подняться. Она была такая высокая, что почти доходила мне до груди.

— Меня зовут Сидури, — сказала она. — Я тихо живу у моря, и иногда странники приходят в мою таверну. Я привечаю их, любезна и ласкова с ними, ибо таково мое предназначение на земле. Что мне делать, как не привечать усталых путников? Пойдем со мной, Гильгамеш.

Она выкупала меня и подрезала мне волосы и бороду, приготовила мне еду из ячменя и тушеного мяса, а вместо пива мы пили вино чистого золотого оттенка. Потом она уложила меня на своем ложе, растирала и гладила меня до тех пор, пока не осталось ни следа от моей усталости. Я провел ночь в ее объятиях. Давно никто не держал меня так в объятиях. Ее тело было теплым, грудь полной, кожа — нежной. Я потерялся в ней. Иногда так хорошо потерять себя таким образом. Еще до зари я проснулся, и почувствовал — беспокойство, хотя возле меня была Сидури. Я сказал ей, что должен идти. И опять она сказала ласково, с нежным упреком:

— Гильгамеш, Гильгамеш, куда же ты бежишь?

— Я хочу пойти в Дильмун, говорить с Зиусудрой.

— Он тебе не поможет.

— Я все равно пойду.

— Переезд через море сложен и труден.

— Не сомневаюсь. Скажи только, как туда попасть.

— Почему ты думаешь, что найдешь Зиусудру, даже если попадешь в Дильмун?

Я ответил ей:

— Потому что я царь Гильгамеш. Он примет меня. Он поможет мне.

— Да не существует твоего Зиусудра, — сказал Сидури.

С грубым смехом я ей ответил:

— Хочешь, чтобы я этому поверил? Сами боги наградили его бесконечной жизнью и послали его жить здесь, в Дильмуне. Уж это-то я знаю. Почему ты хочешь меня отговорить, Сидури?