Роберт Силверберг - Царь Гильгамеш (сборник)

Языки были непривычны, и люди тоже. В первый же день моего пребывания прибыл корабль, на котором у всей команды кожа была такая черная, словно средняя стража безлунной ночи, а волосы — словно свалявшаяся шерсть. Носы у них были широкие и плоские, а губы толстые. Они явно были демонами или людьми какого-то запредельного мира, думалось мне. Но они смеялись и озорничали, как все мореходы на свете, и никто в гавани не пялил на них глаза. Мимо проходил торговец с выбритой головой, как это делают в наших землях, поэтому я его остановил. Оказалось, что он и вправду был из города Эриду. Я кивком показал ему на черных мореходов, и он сказал:

— Ах, эти! Это моряки из царства Пунт. Это место, где воздух горяч, как огонь, и он выжигает кожу людей до черного цвета.

Но он не мог точно сказать мне, где находится Пунт, только неопределенно махнул рукой к горизонту. Позже в этот же день я увидел других чернокожих людей. Носы и губы у них как раз были тонки, а волосы прямые и такие черные, что отливали синевой. По их языку и одеждам, я решил, что они, должно быть, из Мелуххи — она далеко к востоку за Эламом, — и так оно и оказалось. Я еще надеялся увидеть желтокожих демонов, которые копают тот самый удивительный зеленый камень, но в Дильмуне мне они не встретились. Может быть, их и вовсе не существует, но камень есть на свете, и к тому же он и впрямь поразительно красив.

Я мало говорил и много слушал. И мне довелось узнать кое-что про нашу землю, и это глубоко меня обеспокоило.

Одну из историй я услышал, когда тихо сидел в таверне, одиноко потягивая пиво. Вошли двое. Они говорили на языке наших земель. Сперва я испугался, что они могут быть из Урука, но на них были свободные багровые одеяния, отороченные желтой каймой, какие носят в городе Уре. Я скорчился в углу, чтобы стать как можно незаметнее, и повернулся к ним спиной. По тому, как они выговаривали слова, я действительно понял через минуту, что они родом из Ура: молодой только что прибыл в Дильмун, а тот, кто постарше, спрашивал у него, какие новости из дому.

— Нет, расскажи мне это еще раз, а то не поверю, — сказал он. — Неужели Ниппур действительно наш?

— Ну да, я же говорил.

Я подскочил, как ужаленный, и ахнул. Ниппур — город священный, и негоже, чтобы им правил Ур.

— Как же так получилось? — опять спросил тот, кто постарше.

Новоприбывший сказал:

— Удача была на нашей стороне, и время было выбрано удачно — в то время года, когда царь Месаннепада приезжает в Ниппур молиться в храме Дур-анки и совершает обряд кирки. В этом году с ним была тысяча человек, а когда он был в городе, заболел правитель города. Когда правитель заболел, жрецы подумали, что он умрет. Тогда жрец Энлиля пришел к нашему царю и сказал: «Наш правитель умирает, не назначишь ли ты своей божественной властью нового правителя?» Месаннепада долго молился в храме, вышел оттуда и сказал, что Энлиль явился ему и приказал взять на себя правление городом Ниппуром.

— Так просто?

— Так просто, — сказал тот, что помоложе и расхохотался. — Слово Энлиля, глас Энлиля — кто пойдет против этого?

— Да, особенно если тебя поддерживает тысяча человек.

— Вот именно, особенно в этом случае.

Я крепко стиснул в руке свою кружку пива. Это были черные вести. Я не предпринял никаких шагов, когда Месаннепада сверг с престола сыновей Акки и провозгласил себя царем в Кише и в Уре. Мне казалось, что это не представляет никакой угрозы для Урука, и я позволил себе заниматься другим вещами, о которых я вам уже рассказывал. Но Ниппур, который во времена Энмебарагеси и Акки был вассальным городом Киша, со времен перемен в Кише стал независимым городом. Если Месаннепада, захватив Киш, присоединил к себе и Ниппур, то мы были на пути к тому, чтобы оказаться в центре отдельного царства, постепенно окружавшего нас кольцом. Я подумал, а знают ли об этом в Уруке? Может быть, народ Урука ждет, чтобы вернулся царь Гильгамеш и повел бы войска против Ура? Каковы будут притязания Месаннепады, если Гильгамеш не положит им конец?

А Гильгамеш? Где он? Сидит себе в таверне в Дильмуне и ждет, когда его призовут на остров Зиусудры, чтобы он попробовал вымолить себе вечную жизнь! Неужели это поступок царя?

Я не знал, что мне делать. Я сидел как каменный.

Но прибывший из Ура еще не кончил рассказывать новости. Старый Месаннепада был мертв. Его трон занял сын Мескиагнунна. И он не терял времени, чтобы показать всем, что будет продолжать политику своего отца. Месаннепада начал строительство в Ниппуре храма Энлиля. Новый царь не только продолжил строительство храма, лично присматривая за этим, но чтобы показать свою заботу о процветании Ниппура, приказал восстановить и древний обрядовый центр, известный как Туммаль, который пришел в полное разрушение после кончины Акки. Все хуже и хуже! Эти цари Ура смотрели на Ниппур как на свою колонию. Нет, думал я, этого не должно быть. Пусть себе строят храмы в Уре, если им так хочется. Пусть присматривают за своим городом и оставят Ниппур в покое! Я изо всех сил удерживался, чтобы не встать тут же, схватив этих двоих из Ура, не сшибить их головами вместе и приказать, чтобы они убирались обратно в свой городишко и сказали своему царю, что царь Гильгамеш из Урука собирается пойти на него войной!

Но я остался сидеть на своем месте. У меня было дело к Зиусудре. Я проделал долгий путь. Я не мог уехать просто так, какие бы спешные дела ни призывали меня в Урук. По крайней мере, мне тогда так казалось. Может быть, я был неправ. Я наверняка был неправ. Но мне кажется, что все-таки я тогда поступил правильно и я не желаю об этом. Если бы я выбрал именно тот момент, чтобы вернуться в мой родной город, я никогда бы не познал ту величайшую мудрость, которую знаю теперь.

В эту ночь я почти совсем не спал. И в следующие дни я плохо чувствовал себя по ночам, почти не в состоянии заснуть. Я не мог ни о чем думать, кроме наглости и дерзости Мескиагнунны, который гарцует в самых святых местах Ниппура, будто он стал его царем! На пятый день, а может на шестой, появился лодочник Сурсунабу и сказал мне своим скрипучим голосом:

— Едем со мной на тот остров, где живет Зиусудра.

Остров был плоский, песчаный, и в отличие от окруженного высокими стенами Дильмуна, абсолютно незащищенный. Кто угодно мог пристать к берегу и запросто пройти прямо в дом Зиусудры. Когда Сурсунабу втащил свою лодку на берег, я заметил, что вдоль берега в три ряда стояли маленькие полированные каменные столбики, очень похожие на те, которые я так бездумно разбросал в своем безумном гневе. Я спросил его, что это значит, и он ответил — это знаки милости Энлиля, данные Зиусудру во времена потопа. Они защищали остров от врагов: никто не смел ступить сюда ногой, пока знаки стояли здесь. Куда бы Сурсунабу ни отплывал — в Дильмун или на главный берег, — он всегда брал с собой в лодку один или два таких камня. Они оберегали его в дороге. Тогда я почувствовал еще более жгучий стыд за то, что я натворил на берегу, разбив и разбросав эти священные камни, словно дикий буйвол в ярости. Но очевидно я был прощен, поскольку Зиусудра соизволил разрешить мне приехать сюда.