Генри Олди - Механизм пространства

Оба надолго замолчали. Китаец вертел в пальцах тросточку, ловко ухитряясь ничего не задеть. Голова змеи мелькала над столом, словно готовясь атаковать. Эминент играл пробкой от бутылки. Подбрасывал щелчком пальцев, подставлял ладонь, ловил – и снова отправлял пробку в полет.

Со стороны это выглядело соперничеством двух жонглеров.

– Я благодарен вам, – наконец произнес Чжоу Чжу. – Не могу сказать, что вы до конца успокоили меня, но это неважно. Чудак-философ? Я бы предпочел военного или ученого. С ними проще бороться – они не так продолжаются во времени, как философы. Никогда не знаешь заранее, в какой момент идея превратится в губительный пожар.

– Позвольте с вами не согласиться… – начал было Эминент.

Но китаец перебил барона:

– Я – ваш должник. На некоторое время я задержусь в Европе. Если вы чего-то хотите от меня – я готов служить вам.

– Хочу, – Эминент спрятал пробку в карман, понюхал кончики пальцев и безмятежно потянулся. – Вы сядете на мой корабль и спуститесь по Сене до Парижа. По дороге мы вместе подумаем, чем вы можете быть полезны мне.

– На ваш корабль?

– Любое судно, идущее в нужном направлении – мое. Равно как и ваше, герр Чжоу. Посвященные не испытывают затруднений в средствах передвижения. Кстати, вы действительно не помните меня? А ведь я не менял внешность…

Китаец развел руками:

– По-моему, мы видимся впервые.

– Ну как же! Бавария, Ингольштадт, университет; орден иллюминатов… Anno Domini 1783. Вы изучали естественное и каноническое право. Записались русским князем… Нет, не Гагариным, – барон подмигнул: дескать, шучу. – Енгалычев, или что-то в этом роде. Да, точно: Петр Енгалычев, потомок Ишмамет-мурзы. Безошибочный ход: мы, немцы, не отличим татарина от уроженца Поднебесной. Вы тогда носили другое тело. Но дух… Дух невозможно скрыть, герр Чжоу.

– Погодите… – китаец нахмурился. – Нет, не могу вспомнить. Вы уверены, что мы встречались?

– Разумеется. Я в те годы был, можно сказать, неофитом, – Эминент с силой провел ладонью по лицу, стирая воспоминания. – Начинающим. И, главное, живым. Покажите мне еще раз ваши ножницы. Спасибо… Алюминиум?

– Серебро Тринадцатого дракона.

– Дорогая игрушка. Я читал в «Times» про вашего тезку, генерала Чжоу Чжу, объединителя Китая. Если не ошибаюсь, генерала убили свои же, путем заговора – шестнадцать веков тому назад. В стране начался мятеж, Китай рассыпался, как трухлявый пень, и был завоеван гуннами. Но оставим историю профессорам. Английский журналист, посетивший место погребения, писал, что тело вашего тезки было захоронено в удивительной гробнице. Металлические узоры на крышке саркофага, пряжки ремней на теле покойного… – барон пощелкал ножницами. – Как вы назвали этот металл, герр Чжоу? Серебро дракона?

– Тринадцатого дракона, герр Эминент.

– А почему – Тринадцатого?

– Глупое китайское суеверие, – ответил Чжоу Чжу.

И улыбнулся – впервые за все время.

Массивные, обитые железом ворота были заперты. Зато калитку кто-то распахнул настежь, словно приглашая: «Заходи, тебе здесь всегда рады!» Люди не спешили воспользоваться молчаливым гостеприимством. Напротив, переходили на другую сторону, подальше от каменной стены. Солнце спряталось за тучи, смазывая редкие тени, жара распугала даже привыкших ко всему ворон. К полудню у ворот никого не осталось. Лишь двое мужчин в серых, под цвет стены, сюртуках прогуливались возле калитки. Впрочем, и они не спешили переступать порог, за которым начиналось царство Смерти.

Париж. Кладбище Монпарнас.

Полдень.

– Справитесь сами, Чарльз? Если нужна моя помощь, не отказывайтесь. Не забывайте: «Я духов вызывать могу из бездны!»

В ответ прозвучал смех.

– «И я могу, и каждый это может. Вопрос лишь, явятся ль они на зов?»

Случайный прохожий, прояви он любопытство, заметил бы, что эти двое похожи не только фасоном сюртуков. Первый казался заметно старше, суше лицом и резче в движениях. Его спутник, напротив, был в расцвете лет и сил. Гладкое, по-актерски чисто выбритое лицо так и просилось на афишу. Но молодость одного словно перетекала в зрелость второго.

И голоса – спокойные, выразительные, с театральными паузами.

– В данном случае, мистер Эминент, обойдемся без мумбы-юмбы. Могильщиков двое: один – честный дурак, второй – не дурак и плут. Намек ухватил на лету и сразу перешел к сумме гонорара. По-моему, мы тут не первые. В Лондоне свежих покойников, если не хотят лишних хлопот, продают медикам. В Париже – присыпают негашеной известью. Двухэтажная могила с одним клиентом без врачебного свидетельства. Три дня – и остаются лишь кольца и подметки от штиблет. О кольцах можно позаботиться заранее.

Эминент рассеянно кивнул, соглашаясь.

– Чем мы с вами занимаемся, Чарльз? – он глянул в белое от жары небо. – Подумать только! Этот плут-гробозор вас видел? Я имею в виду, ваше настоящее лицо?

Ответный рык заставил его отшатнуться.

– Нет, сэр-р! Как можно, сэр? Грех сомневаться в вашем верном слуге Чарли Бейтсе! Д-дверь! Я говорил с ним от имени дядюшки Бена. Славный малый этот дядюшка, хоть и контрабандист!

– Предупреждать надо, Чарльз! – Эминент с укоризной погрозил пальцем. – В дальнейшем спрячьте вашего дядюшку в сундук и выпускайте пореже. Он и так примелькался… Могила с известью – это на крайний случай. Про запас.

– Для кого-то из нас? – поинтересовался верный слуга Чарли.

– Едва ли поможет, – улыбка барона фон Книгге поражала своей безмятежностью. – Нашу славную компанию известкой не взять. Помните? «По моему веленью из могил жильцы очнувшиеся выходили – такая мощь у магии моей…»

– «Но с грубой этой магией теперь я расстаюсь», – согласился мистер Бейтс. – С кем расстанемся первым делом? Надеюсь, не с бедолагой Ури? Милый дурачок! Вот уж кому я не желал бы зла!

Эминент ответил не сразу. Кажется, его собеседник переступил невидимую грань. Минут пять оба шли вдоль кладбищенской стены молча – добровольные часовые Смерти. Никто не попадался им навстречу. Лишь бродячий пес, очумевший от зноя, сунулся к людям, надеясь на подачку, но, не добежав двух шагов, остановился, с недоумением мотая черной мордой.

Попятился.

– Вы становитесь сентиментальны, Чарльз. Это скверно! Но я согласен, мальчик достоин жизни. Нет, первый претендент – наша бесценная баронесса. Девчонка совсем отбилась от рук! Решила взять дирижерскую палочку. Отпустить? – нет, нельзя. Она опасна; вся ее жизнь – дорога среди трупов. Знаете, с точки зрения нынешних моралистов, мы с вами, без сомнения, злодеи. Но я пробовал поставить себя на ее место. Сумел бы я так жить? Убивая не врагов, не конкурентов, а тех, кто тебя любит?

Барон остановился, размышляя.