Эстер Фриснер - Псалмы Ирода

Бекка нежно положила руку на плечо своей маленькой родственницы.

— Конечно, нет, дорогая. У нас нет никаких дел, которые бы требовали нашего присутствия в Имении до начала танцев.

Она почувствовала, как плечо Руши вздрогнуло под ее ладонью.

— Я бы и на танцы не хотела идти. Как бы мне хотелось снова стать маленькой и сидеть дома рядом с моей ма. — Она сказала это с такой тоской и злобой, что никакие просьбы Сары Джун говорить потише не могли заставить Рушу понизить голос.

— А тебе, мисс, следует беспокоиться совсем не об этом. — Голос Эпл, неожиданно раздавшийся в палатке, был резок и холоден, как утренний ветер. Она откинула входное полотнище и просунула внутрь палатки свое некрасивое лицо. В руках Эпл держала мужскую рубаху с воткнутой в нее иголкой. — Ты лучше подумай, что скажет па, а если ты будешь продолжать в том же духе, он тебя обязательно услышит!

— А тебе-то какое дело, длинноухая? — резко оборвала ее Бекка. Она физически ощущала, как ужас охватывает душу и тело ее маленькой сестрички, как он вливается в нее, подобно родниковой воде, что наполняет питьевой мех до пределов, за которыми бурдюк должен неизбежно лопнуть. Сколько кругом страха, подумала она с ненавистью. Слишком много страха, особенно когда ребенок превращается в женщину. Она вдруг вспомнила о том, что прочла в своей книжке — призрачной книге, как она называла ее теперь. О том, как та неизвестная ей девушка выводила слова, исполненные ужаса и тоски. Нет, с тех пор страх ничуть не ослабел. Наверняка и Эпл все время чего-то боится. Что будет, если она не найдет человека, который захочет ее взять? Что, если она станет никому не нужной старухой? И что станется с хуторскими старыми девами, если в Праведный Путь придет Чистка? Но почему же она так издевается над страхом своей маленькой родственницы? — Займись-ка лучше своими делами!

Эпл натянула на лицо свою подленькую улыбочку, как бы призванную подчеркнуть ее особые права и достоинства.

— Я не с тобой говорю, Бекка, так что лучше прибереги свои проповеди для себя самой. — Ее взгляд перетек на Рушу, а в голосе и в выражении лица не было и капли жалости. — Пусть только па услышит, как ты ведешь себя, как отказываешься выполнять священный долг женщины, позоря Праведный Путь, и тогда тебе придется радоваться, если ты лишишься только удовольствия потанцевать. Как бы тебе не пришлось мечтать о том, чтобы вообще живой вернуться на нашу ферму.

Руша испустила тонкий жалобный вопль и нашла спасение в объятиях Бекки. Пришедшая в ярость Бекка уже раскрыла рот, чтобы достать Эпл своим острым как бритва языком и пообещать ей еще кое-что похуже, как только она успокоит Рушу. Однако Бекке не пришлось прибегать к угрозам. Какая-то тень упала на входное полотнище, закрыла половину лица Эпл и преградила доступ свету.

— Объясни мне, дочка, как это получилось, что ты стала играть роль альфа нашего хутора? — Раскатистый бас па еще никогда не казался Бекке таким добрым и ласковым. Она увидела, как лицо Эпл бледнеет, увидела, как ее голова рывком исчезает из-под полога, а потом Бекка услышала режущий свист хлыста, что означало начало трепки, которую вряд ли получал какой-нибудь хуторской мальчишка за порчу ценного имущества. Пол закончил наказание словами: — Может, тебе самой лучше посидеть в палатке до начала танцев, Эпл. Хоть на танцевальной площадке света бывает много, но у тебя все же так будет побольше шансов.

Дел не смогла удержаться от злорадного смешка. Сара Джун и Руша несколько раз непроизвольно радостно взвизгнули, услышав, как па говорит прямо в лицо их самоуверенной кузине, что он не слишком высокого мнения о ее шансах и на этом празднике.

Бекка услыхала, как Эпл что-то бормочет насчет необходимости зашить рубашку Дэниелу и отдать ее ему. Шорох ее удаляющихся юбок, метущих пыль, говорил скорее о бегстве с поля боя, чем о достойном отступлении. После этого снаружи раздался голос па, требующего, чтобы Бекка вышла к нему.

— Па, я хотела бы поработать над…

— Надеюсь, не над своим бальным платьем? Каким же дураком, ты, должно быть, считаешь меня, если полагаешь, что такая причина может сработать хотя бы еще раз! Господин наш Царь свидетель, Бек, что ты у нас вроде Пенелопы. — В глазах Пола вспыхнула гордость, когда он увидел на ее лице краску стыда. — Вот теперь узнаю свою девочку! Немного нашлось бы девчонок, которые бы покраснели от моих слов. Для большинства твоих кузин Пенелопа — просто имя, но твое образование позволяет тебе видеть больше. Правда, пока это только книжное знание. Теперь тебе не вредно получить кое-какие знания о мире, в котором ты живешь. Пошли, девочка. А от неприятностей я тебя уберегу.

И вот Бекка уже идет по тропе, ведущей от лагеря Праведного Пути прямо в безумное, дикое, страшное и полное чудес сердце Имения Добродетель. Идет, держась шагах в двух позади своего па. На этот раз Бекка ощущала гораздо меньше страха. Шум, толкотня, странность обстановки — все это как будто утратило свою остроту и силу, вчера еще грозившую обратить Бекку в каменного истукана. А когда они проходили мимо загонов со скотом и корова чуть было не положила свою голову на плечо Бекки, та даже глазом не моргнула, а не то чтобы пустилась в бегство.

Они прошли дальше, чем заходили вчера со своими сопровождающими. Там и сям попадались каменные тротуары и бревенчатые гати. Бекку потрясло богатство и величие увиденного. Взгляд на суровое и недовольное лицо отца подсказал ей, что это выставленное на всеобщее обозрение богатство для Пола граничит с безбожным расточительством. Она попыталась взглянуть на окружающее глазами отца, но жажда насладиться зрелищем таких чудес оказалась сильнее. Она держала взор опущенным, но преимущественно для того, чтобы скрыть от па выражение своих глаз, а не из предписанной женщинам скромности.

Они остановились возле одного из самых высоких домов, какие только приходилось видеть Бекке даже в Добродетели.

— Подожди-ка меня здесь, — сказал па.

Остаться тут одной?! Надо было бы испугаться, но страха почему-то не было.

— Хорошо, па, — вот и все, что она ответила.

— Я не задержусь. Это то место, где встречаются купцы из Коопа. — Он похлопал по туго набитому рюкзаку. — Надо свести счета за этот сезон.

Бекка смотрела, как он исчезает за дверями, глазами такими же сверкающими, как глазки певчих птичек, такими же чистыми, как вода. Она даже не спросила отца — нельзя ли сопровождать его. Если б такое было возможно, он взял бы ее сам. А если уж говорить правду, то она радовалась, что осталась одна в первый раз за все эти дни, вольна делать все, что захочется. Она заняла указанное ей место и постаралась не дать сердцу волю, чтоб не запеть от радости наконец-то обретенной свободы.