Владимир Булат - Лишь бы не было войны!

Я впервые в жизни видел человека, произносящего слова "высокая арийская мораль"

на полном серьезе, и поспешил поэтому, не желая смущать моего немецкого друга,

переодеться в шикарный полупиджак-полуфренч и выутюженные бриджи, найденные мною

в комоде. Харальд листал журнал, поглядывал в мою сторону и задавал тон беседе:

— Как у вас в России с раухерами? — и не дождавшись ответа продолжал:

— Сегодня собирается вся наша благородная фамилия, — он слегка, самую малость

иронизировал. — Формально — в честь твоего приезда, а так… просто, давно не

виделись. Жаль, что тот раз меня срочно вызвали… Но с моей сестрицей ты уже

имел честь пообщаться.

— Ее поэтическая манера немного напоминает мне Анну Ахматову…

— Ахматова? — перебил он. — Где-то слышал эту фамилию. Одна из советских

поэтесс?

— Жена Николая Гумилева.

Харальд, не разбиравшийся в подобных семейных нюансах русской поэзии, закивал из

вежливости и похвастался:

— Она читала тебе свою нордэлегию, посвященную Ханне Райч? Так вот эта самая

нордэлегия напечатана только что в "Бергланде", — он протянул мне журнал.

Я уже собрался, и мы спустились вниз. В гостиной был сервирован стол на девять

персон. Полнобедрая итальянская служанка ставила на него орлиной формы свечу

(пиршества полагалось устраивать при искусственном освещении девяти факелов, по

числу присутствующих, и орлиной свечи, символизирующей нордический дух).

Тут я увидел дядю Отто, идущего навстречу мне из библиотеки. Он был полной

противоположностью полковнику и своему сыну: невысокий, рассеянный, в сильных

очках, до странности похожий на Хоботова из "Покровских ворот". Он поздравил

меня с возвращением на немецкую землю, как он выразился, и стал приглашать к

себе в Кенигсбергский институт генетики и евгеники:

— Вы, камрад, даже не представляете, на пороге каких грандиозных открытий стоит

сейчас германская наука. Последовательным воспитанием расового духа, основы

которого были заложены нашим величайшим фюрером, мы поставили магические силы на

службу белому человеку. Уже сейчас многие из истинных арийцев могут невербально

общаться мыслями, а впереди достижение индивидуального бессмертия и способности

общаться с душами умерших и проникать в прежние эпохи, о чем мечтали десятки

поколений наших предков.

Надо сказать, что упоминание о телепатических способностях истинных арийцев, в

числе которых входил, к примеру, Харальд, меня немало испугало. Ведь эти

"экстрасенсы" запросто могут подслушать мои мысли, и мое, если так можно

выразиться, инкогнито будет раскрыто. Но раз уж назвался груздем, так полезай в

кузов. С момента моего здесь появления я был вынужден во всем следовать планам

моего двойника, который явно что-то затевал.

Когда я увидел жену и дочь профессора, я понял, что насчет индивидуального

бессмертия он, скорее всего, не шутит: я долго не мог понять, кто из них кто.

Наконец, по одеяниям я догадался: девушка постарше в вечернем платье, будто

сотканном из лебяжьих перьев — это тётя Свава, а девушка помладше в студенческом

вицмундирчике с серебряным "поэтическим" аксельбантом — ее дочь Ингрид. На глаз

разница в возрасте не превышала десяти лет.

На первое подали отличные грибы, приготовленные по-венгерски прижаренными в

мучной оболочке, и блюдца с микроскопически нарезанным салом. На взрослом конце

стола (был еще брат тети Свавы, норвежец Хайнрих Сульхейм, управляющий одной из

нефтяных вышек в Норвежском море, пришедший с супругой) разговор шел о своем, а

мы, молодежь, слушали похвальбу Харальда (вот уж кто любил хвалиться, точно

исландский скальд). Перво-наперво он рассказал мне о своих романах с

крестьянскими девушками из окрестностей замка Кампенгаузенов близ Алленштейна в

Восточной Пруссии. Видя ироническое выражение лица своей сестрицы, он добавил:

— В сущности, разница между дворянством и крестьянством символическая, и

Шпенглер об этом же пишет, — он подлил себе рейнского.

(В Германии культ села и сельского образа жизни: любой гроссбауэр ставит себя на

две готовы выше любого бюргера).

— Ты забываешь, — возразила Ингрид, — что крестьяне Восточной Пруссии — потомки

германизированных балто-пруссов, и поэтому относятся не к скандинавской, а к

балто-славянской расе.

— Отнюдь! — возразил Харальд. — Именно Восточная Пруссия наиболее расово чиста

во всем Рейхе. Ведь среди "Фрау Германия" больше всего восточно-прусских

уроженок.

Азарт, с которым они спорили о расовых проблемах при выборе милой сердцу, мог бы

вызвать изумление, если бы я не помнил, как девушки демократической России с

третьей фразы при знакомстве ревностно сверяли гороскопы — и горе тебе, если они

не совпадали! Что же касается конкурсов "Фрау Германия", то они проводились

вовсе не с целью затащить как можно больше смазливых девушек в постели жюри.

Когда Харальд на минуту отлучился, Ингрид кивнула мне:

— И вот таким безответственным людям доверено великое дело государственной

безопасности Рейха. Ну, вас, наверно, такие проблемы не волнуют.

— Сталин решил еврейскую проблему таким образцом, что евреи работают на нашу

страну. И до сих пор терять эту рабочую силу не было надобности.

— И вам не противно ездить с евреями в метро и сидеть в школе за одной партой? —

изумилась Ингрид, которую эта перспектива просто ужасала.

— Это еще что! — поспешил вмешаться Харальд, желая показать себя знатоком

российской жизни. — У них даже студенты-негры из Эфиопии и Анголы обучались.

Попомни моё слово, Вальдемар, этот альтруизм вас погубит.

Я сменил тему:

— А что, у вас действительно бытуют дуэли?

— А как же! — оживился Харальд. — Это вполне законно и называется "Суд

Всевышнего Вотана". Правда, принято это только среди дворян, военных и в

университетах. Один мой приятель в прошлом году погиб на такой вот дуэли. С

другой стороны, все это строжайше регламентировано законами, и это немного

портит общее впечатление.

— Странно, мне казалось, что вашей системе ближе мнение кардинала Ришелье, что

дворяне имеют праве умирать только на службе королю.

— Ах, социализм! Социализм в нашей стране — это забава масс. Для истинных

рыцарей Святого Грааля эта мораль не годится. Сам величайший фюрер долго

колебался, прежде чем назвать нашу партию социалистической. Но сейчас это не

актуально: социальные проблемы в общем решены, и от человека требуется не

общественная инициатива, а верность присяге.

За разговорами я не забывал отведать всех блюд, которые итальянская прислуга