Владимир Булат - Лишь бы не было войны!

английской надписью "Мэйд ин Чайна" едва не рассмешила Ганса.

— Это Вальдемар, — представил меня Харальд, — Он из России, мой сводный кузен.

— А я был в России, — кивнул Ганс, — в Готтенланде. Мне очень понравилось,

только одно плохо — слишком много евреев, и они отвратительно ведут себя в

общественных местах.

(Готтенландом в Германии называют Крым, полагая крымских татар потомками готов).

Пока я рассматривал оборудование, Харальд и Ганс скороговоркой переговаривались

о каких-то делах. До меня несколько раз донеслось слово "Норд-карнавал".

— Ну и что вы здесь глушите? — поинтересовался я.

— Англичан и американцев: "Би-би-си", "Свободу", "Свободную Европу", голлистов.

Иногда и вас приходится, — он пожал плечами. — Хрущев одно время вел

коммунистическую пропаганду по радио на немецком языке. В этой акустической

"Свобода" прослушивается, — он прибавил громкость. Зазвучали характерные

позывные:

— Гринвичское время — двенадцать ноль-ноль, — сообщал по-немецки шепелявый

голос. — Говорит Радио "Свобода" из Дувра. В эфире полуденный выпуск новостей.

Читает Ева Либерман.

— Совместные англо-американо-канадские военно-морские учения у берегов Исландии.

Казнь в Берлине лидеров антинацистской организации "Белая роза". Военный

переворот в Парагвае. Представители крупнейших американских правозащитных

организацией заявили, что превратят в ад жизнь Тонио Вендиса — американского

актера, допустившего в последнее время ряд антисемитских высказываний. Таковы

основные темы нашего полуденного выпуска новостей…

Ганс убавил громкость и спросил Харальда:

— Вы собираетесь посмотреть казнь на Александер-плац?

— Нет. По телевидению ведь покажут.

— Неравноценная замена.

— Вальдемар, Ганс приглашает нас на карнавал в свое поместье. Сегодня вечером.

Мы еще успеем домой и купим по дороге пишущую машинку для Ингрид.

— Да он тут все рассматривает с таким удивлением, — усмехнулся Ганс, — как будто

там у них ничего не глушат, — и снова прибавил громкости:

— Наш гость сегодня вице-президент Американской лиги борьбы за права негров Фата

Мара, некогда бывший бенинским студентом в Московском Университете Дружбы

Народов имени Патриса Лумумбы. Скажите, Фата, о вашем самом сильном впечатлении

от Советского Союза.

— Моим самым сильным впечатлением от Советского Союза было полное отсутствие в

этой стране негров. Вначале я думал, что так обстоит на самом деле, однако

вскоре я убедился, что стал жертвой советской пропаганды. Значительное

количество расовых топонимов на территории России: Белоруссия, Белгород, Белая

Церковь — и, с другой стороны, Черная Речка в Ленинграде (где, кстати, расистами

был злодейски убит эфиопский поэт Сандра Пушкин), Чернигов, Черновцы и другие —

ясно указывает на наличие в СССР значительной негритянской массы, что тщательно

скрывается официальной советской идеологией…

Мы уже собрались уходить, когда в акустическую ворвался полный офицер и заорал

раскатистым голосом:

— Хальт! Посторонние в акустической! К стене! Руки вверх!

Не успел он нас как следует рассмотреть, Харальд ловким движением тигра кинулся

к окну, распахнул его и, не раздумывая, прыгнул. Я, скорее инстинктивно, чем

осознано, последовал за ним. Мы прыгали с высоты второго этажа, но на наше

счастье под окном высился обширный сугроб рыхлого снега. Я больно ушиб лодыжку

и, мельком повернувшись в сторону окна, увидел, как офицер, сияя эполетами в

лучах появившегося на краткий миг из-за снеговых туч солнца, прыгает за нами.

Харальд кивнул мне и бросился к машине. Но прежде надо было обогнуть длинный

гараж и перелезть через двухметровую каменную ограду. Офицер у нас за спиной

орал как резаный и явно желал поднять тревогу. Из окон соседних корпусов уже

выглядывали любопытные служащие. Бегущий впереди меня Харальд выглянул из-за

гаража и остановился — у ограды прохаживался патруль: ветер был в нашу сторону,

и они, видимо, еще не слышали воплей нашего преследователя. Офицер, размахивая

пистолетом, приближался.

Тогда Харальд вынул из кобуры свой "люгер" и выстрелил в воздух — сухой треск

разнесся по округе, и с дерева, под которым в этот момент пробегал офицер,

взлетело на удивление много птиц. Офицер остановился и тоже выстрелил в воздух.

Это был какой-то условный знак, после которого преследователь и преследуемые

пошли навстречу друг другу. По мере того, как офицер приближался к нам и

разглядывал наши лица, лицо его (очень похожее на лисью морду) скривилось в

зловещую улыбку-гримасу.

— Кампенгаузен, мальчик мой! — воскликнул он, когда мы подошли поближе. — Какой

тролль занес вас на секретный объект?!

— Господин оберштурмбанфюрер! мы с кузеном зашли к старому приятелю, который, не

покладая рук, трудится на рубежах безопасности Рейха.

Было видно, что Харальд испугался не менее моего, но в его голове уже

проскальзывали нотки легкой иронии.

— А как же вы, черт бы вас взял! прошли через пропускной пункт?! — "люгер"

офицера был все еще нацелен на нас.

— Я сообщил им наш тевтонский пароль, знанием которого обязан вашим урокам,

господин оберштурмбанфюрер.

— А известно ли вам, герр Харальд фон Кампенгаузен, — будучи сыном лавочника, он

скривил губы на слове "фон", — что я вправе задержать вас и вашего, — он кивнул

на меня, — кузена, препроводить вас под караулом на Принц-Альбрехт-штрассе, где

вы и будете в обществе масонов и гомосексуалистов дожидаться решения вашей

судьбы военным трибуналом СС?

По лицу Харальда я понял, что такая перспектива весьма вероятна. Но сам Харальд

и не думал сдаваться:

— Общество масонов и педерастов в сто раз горше гильотины, господин

оберштурмбанфюрер, а посему я сочту моим долгом истинного арийца сообщить

следователям гестапо кое-какие подробности, касающиеся морального облика

отдельных преподавателей нашей прославленной Академии танковых войск СС, дабы

мое заключение было скрашено приятным обществом одного из них.

— Вы на что намекаете, курсант Кампенгаузен? — офицер явно забеспокоился. Штаны

галифе вносили в его образ пятидесятилетнего служаки какое-то ребячество.

— Я намекаю на ваше явное неравнодушие к кварталам Кройцберга, а особенно к

тамошним заведениям, существование которых объясняется слабым расовым сознанием

некоторых членов нашего общества, и посещение которых ни в коем случае не

простительно офицеру СС, господин оберштурмбанфюрер. Если я пострадаю, для вас

это тоже так просто не сойдет.