И Намир - В ТРЕТЬЮ СТРАЖУ [СИ]

***

Он поднялся на четвертый этаж - лифт клацнул стальными сочленениями, и дернулся, останавливаясь - лифтер сдвинул в сторону железную гармошку складной двери, и Олег наткнулся взглядом на два по-кошачьему горящих в полумгле фойе изумруда. Кейт сидела в кресле и курила свою длинную стильную сигаретку, засунув ее еще и в костяной мундштук.

"Кейт..."- выяснялось, что называть ее Ольгой, хотя бы и мысленно, Ицкович не мог. Не получалось. Ни вслух, ни про себя, никак. Вероятно, дело было в том, что ее-то он совершенно не знал. Не видел никогда, никогда с ней не говорил. Впрочем, он и Кайзерину не знал тоже. Но "Кисси" была физически реальна, осязаема, "дана в ощущениях".

"Дана в ощущениях... И кем же она дана? Съест-то он, съест, да кто ж ему даст?..."

- Что не спится? - Спросил он, стараясь говорить ясно и без запинок. Получалось совсем не плохо, и походка тоже ...

- А тебя, Баст, где носит? - Взгляд уверенный, но какой-то "плывущий", голос вибрирует, как басовая струна альта, но Шаунбург, разумеется, назвал этот инструмент по-немецки: Bratsche. Ну, где-то так и есть - струны настроены на квинту ниже скрипичных.... И голос этот заставляет вибрировать нервы.

"Вот ведь ведьма!" - Ведьма и есть: бронза волос в слабом свете электрического бра отдает совершенно уже лисьей рыжиной, и глаза горят, как у ночной охотницы, и ...

- Милая, - улыбается Баст фон Шаунбург, удивляясь наглости своей кузины. - Разве я обязан тебе отчетом?

- Отчетом не обязан, - сдает назад Эдле фон Лангенфельд Кински или, вернее, баронесса Альбедиль-Николова. - Но мог бы и предупредить, что уходишь. Я беспокоилась...

- В следующий раз обо мне, пожалуйста, не беспокойся. - Баст достал сигареты и начал охлопывать карманы в поисках спичек.

- А я о тебе и не беспокоилась, - тонкая рука протянула ему зажигалку. - Я беспокоилась о себе.

Баст закурил и с интересом посмотрел на Кейси. Ну что ж, она была такой, какой и должна была быть. Фокстрот, танго ...

"Таня ..."

- Хочешь выпить? - Спросила она, как ни в чем, ни бывало.

- Идти в бар ...

- У меня в номере есть.

У него в номере выпивки не было, а у нее, оказывается, была.

"Она что, в чемодане с собой возит?" - разумеется, это был риторический вопрос. Ему было абсолютно все равно, откуда у Кайзерины выпивка, но могло статься, что его предположение не лишено оснований. Что можно возить в трех таких чемоданах, какие были у кузины Кисси? Даже военно-полевую кухню, не то, что бар.

- Арманьяк?

- Ну-ка! - Баст взял из рук Кейт бутылку. - У тебя хороший вкус, золотце. Очень хороший...

Это был довольно редкий купаж Гастона Леграна, и, судя по запаху - бутылка была не только открыта, но и почата - был действительно так хорош, как должен был быть, если судить по цене. Вдохнув запах, и даже зажмурившись на мгновение от испытанного удовольствия, Баст разлил арманьяк по бокалам, и поднял свой:

- Прозит!

- Прозит!

- Скажи, Кисси, - спросил Баст, медленно, с удовольствием выцедив половину дозы, пережив чудо послевкусия, переведя дух, и закурив, наконец, сигарету. - Что ты тогда сказала про Эдуарда?

- А что? - Сразу же насторожилась Кейт.

- Да, что ты в самом-то деле! - Баст от удивления даже руками развел, чуть не расплескав при этом драгоценный напиток. - Я же тебя не о твоих любовниках спрашиваю. Ты помнишь, когда умер Георг?

- 20 января. - Она поставила бокал на стол, встала, прошлась по комнате, оглянулась на Баста через плечо. - Что-то еще?

- Да, - кивнул Баст. - Кто входил в делегацию СССР на похоронах?

- Литвинов, Тухачевский ... Остальных, извини, не помню.

- Тухачевский ... - Что-то в этом определенно было. - Он ведь на крейсере?...

- Нет. - Перебила его Кейт. - На поезде. Через Польшу и Германию. И везде с остановками. Встречи, переговоры.

- И в Париже?

- И в Париже. - Она все еще смотрела на него через плечо. Обворожительная женщина ... - Но не перед похоронами, а после. Он сюда 10 февраля приедет ... Прозит!

- Прозит! - Согласился Баст и приник к бокалу, а когда снова поднял взгляд, она уже стояла прямо перед ним, вместо платья на ней была только тонкая шелковая комбинация, белая, отделанная белыми же кружевами. Когда и как она успела снять платье, Баст так и не понял, но он и не думал над этим. Тонкий шелк ничего, в сущности, не скрывал, но заставлял воображение работать на полную катушку.

- Я так и буду стоять перед тобой, как Ника Самофракийская?

- У Ники нет головы! - Возразил Баст, вставая. - Ее в губы не поцеловать!

Его шатнуло, но он устоял, взял женщину за плечи, почувствовал под пальцами прохладную шелковистую кожу, и притянул к себе, ловя губами ее мягкие податливые губы.

***

Говорят, что от коньяка голова не болит. Врут, поди, как всегда, или просто пили недостаточно. Или это специфический эффект арманьяка? Возможно. Все возможно, однако, когда Ицкович проснулся, голова у него буквально раскалывалась. Даже жить не хотелось ... минуту или две, до тех пор, пока не обнаружилась притулившаяся к его правому плечу Кейт. Одежды на ней не было. Впрочем, на нем тоже, но если рассматривать себя ему и в больную голову не пришло, то вид обнаженной Кисси отвлек Олега от колокольного звона в ушах и ударов била в виски. С того ракурса, который определялся положением их тел в пространстве, зрелище открывалось настолько завораживающее, что на некоторое время даже дыхание для Ицковича стало не актуальным.

"Н-да ..." - А вот это была уже вторая членораздельная мысль, пробившаяся через все препоны, и оказалась она первой, нелишенной содержания.

Олег осознал, наконец, что произошло сегодня ночью, и ему стало стыдно. Стыдно перед Ольгой, перед самим собой, даже перед женой Баста, и уж особенно перед Таней.

"Хотя тут-то что?... Никто-никому-ничего-ничем... сплошной "платонизм" и переписка Абеляра с... как ее там? - Подумал Баст в полусне. - Хотя нет! Чего это я?! Он же, вроде, Элоизе сначала ребенка сделал, а уже потом, когда его ... Тьфу-Тьфу-Тьфу! А Таня тоже, как девочка ... Два дня вместе, и ни да, ни нет. А я не железный, между прочим!"

Но тут прижавшаяся к нему грудью Кайзерина повела во сне плечом так, что движение это передалось ее полной груди, и Олег сразу же забыл об угрызениях совести. А в следующее мгновение или около того - он лишь успел натянуть левой рукой сползшее с них одеяло, - Ицкович уже снова спал, чтобы проснуться через час с ясной головой и отчетливым желанием продолжить дело, начатое ночью. И здесь, очень показательно, его ожидало полное понимание и даже неподдельный энтузиазм ... "широких масс" австрийской аристократии.

В себя пришли, разумеется, не сразу, и ведь дамам "перышки чистить", что кавалерам коня после охоты или сражения обихаживать. Это, конечно, если грума нет и прочей челяди, но и у Кайзерины никого - чтобы помочь - под рукой не оказалось.