Александр Маркьянов - Период распада (Третья мировая война) Часть 1

— Шлили, не стрелять, это скорые!

— Кибальти! [81] «Вас понял», иногда используется как «принято». — по-уставному отозвался пилот, снова выравнивая вертолет и направляя его на горящий Голан и подползающий к нему Накпадон.

В этой части план доктора Факиха сработал на все — вызванный к месту катастрофы боевой вертолет не стал стрелять по машинам скорой, он не стал даже проверять их. Красный крест на крыше был своего рода индульгенцией, спасением от вертолетов израильтян. Палестинцы вообще обожали использовать для прикрытия больницы и машины скорой, во время операции Расплавленный свинец главный штаб ХАМАСа располагался в подвале больницы Шифа — крупнейшей больницы побережья, там же была тюрьма и там же содержали заложников. Израильтяне знали об этом и могли превратить больницу в большую груду развалин всего одним налетом авиации — но они не стали этого делать, и штаб продолжал работать, координируя сопротивление израильтянам. Точно так же и тут — проверить, кто именно уезжает в этих машинах скорой вертолетчики не могли, а стрелять по скорой не имели права. Оба капитана подумали об одном и том же — слишком рано появились здесь эти скорые, и если они уже уезжают, когда Накпадон еще не подъехал — значит дело тут нечисто. Но сделать они ничего не могли.

Вертолет отклонился в сторону, описывая полукруг, чтобы зайти с наветренной стороны — и тут капитан Кахан обратил внимание, что по левому борту от них что-то горит и горит сильно.

— Наблюдаю сильный пожар… предположительно в районе гражданского аэропорта, что произошло увидеть не могу…

В этот момент когда и Кахан и Хуршат отвлеклись, пытаясь увидеть что же горит там, вдалеке… внизу что-то громыхнуло… а посмотрев вниз, они увидели, что Накпадон в движении ведет пулеметный огонь по ним!

— Да что он, с ума сошел, что с ним происходит!? — Кахан дал двигателям тягу, поднимая вертолет выше

— Его обстреляли! Я наблюдаю разрыв, наблюдаю разрыв гранатомета! — капитан Хуршат быстрее сообразил, что к чему — он указывает нам цель. Она под нами!

Понимая, что если это и в самом деле так — то у исламистов хватит ума всадить гранату им в брюхо или в хвостовой ротор, Кахан бросил машину еще выше и в сторону, заходя на новую цель по широкой дуге. Панорама открылась им во всем своем величии — довольно большой двухэтажный разрушенный дом со снесенной крышей, пулеметные трассеры, бьющие в него и выбивающие из его древних стен пыль и крошку.

— Внимание — цель! Огонь по готовности! — приказал Кахан, как командир вертолета.

— Наблюдаю цель! Есть захват, есть прицеливание! Ракета готова!

— Огонь!

Огненная стрела сорвалась с левого пилона вертолета, и через долю секунды воткнулась в полуразрушенный дом, который мгновенно озарился вспышкой, сильной и яркой, а потом его совершенно скрыло клубами дыма. Оба они — и Кахан и Хуршат знали, что делает ракета с термобарической головной частью даже с домом вдвое больше этого по размерам. Не остается ничего — то есть совсем ничего кроме развалин и черного жирного пепла внутри.

— Наблюдаю попадание! Цель уничтожена!

— Подтверждаю, цель уничтожена!

Накпадон больше не стрелял, Сараф тоже поднялся выше — топлива у него пока хватало, и он собирался описывать в небе круги, пока сюда не подойдут более крупные силы. Силы уже шли с высоты летчикам было виден пыльный хвост от движения колонны по дороге.

Абу совершил только одну ошибку — он испугался. Он испугался, проявил минутное, даже секундное малодушие, когда вертолет завис прямо над развалинами, он проявил малодушие, когда его не никак нельзя было проявлять — и промахнулся, впустую истратив по Накпадону единственный выстрел, который у него был. Огненное копье пролетело у самой башни пулеметчика, обвешанной противокумулятивными решетками — но не задело ее и ушло дальше — а через пару секунд по зданию ударил длинной очередью пулемет и Абу упал на пол, погребя под собой на беду оставшегося тут пацана и прикрывая его своим телом. Надо было бежать — но бежать уже было бессмысленно — вертолет найдет его и убьет. Перевалившись, он встал на колени, чтобы посмотреть в окно — и увидел зависший прямо направив в вышине неба вертолет, и вспышку заработавшего двигателя реактивного снаряда под левы пилоном.

— «Ля иляха илля-Ллаху, инна ли-ль-маути ля-сакяратин!» [82] Нет Бога кроме Аллаха, воистину смерти предшествуют беды — по преданию это были последние слова Пророка Мохаммеда перед смертью. — сказал Абу, успевший встать в полный рост — а через долю секунды термобарический снаряд влетел в окно, и разорвался, стена ревущего пламени в мгновение сожгла и его, и оставшегося в здании пацана из Джибаль аль-Никба и разрушила весь дом, превратив его в груду строительного мусора, в памятник разгорающегося на Ближнем Востоке пожара…

Тарик увидел это, когда был уже метрах в ста от дома. Он не спешил, потому что те кто спешит — тех убивают, у него был прекрасный камуфляжный костюм и невдалеке была нора, где можно было отлежаться. Он был уверен, что из-за всего произошедшего — израильтяне не станут делать сплошную зачистку местности, у них просто не хватит на это возможностей. Он знал Абу как храброго воина Джихада, он слышал, с какими словами он проводил этим и остальных братьев, оставаясь на верную смерть и он был уверен, что свою шахаду он принял как мужчина, с гордо поднятой головой.

— Инна ли-Лляхи ва инна иляй-хи раджиґуна! [83] Воистине мы все принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся. — фаталистически заметил снайпер и продолжил свой путь.

Боль вернулась первой. Боль и свет, режущий глаза свет, такой яркий, что хотелось крикнуть — больно! Но губы не шевелились…

— Ховеш! Ховеш! [84] Санитар! — закричал кто-то, и от крика этого рядовому Мише Солодкину стало еще больнее — он шевелился! Я видел, он шевелился!

— Отойдите все!

Болью пронзило руки, он почувствовал как его ощупывают.

— Держи! Держи не опускай! Носилки сюда! Быстрее вашу мать!

Санитар видимо тоже был из русских — израильтяне слов «вашу мать» большей частью не знали.

Потом он почувствовал, как несколько рук взялись за него, подняли и переложили, он хотел спросить, жив ли Гилад, но не смог этого сделать, его язык просто не слушался его. А потом носилки подхватили, и потащили навстречу реву и вою турбин и втащили его внутрь, и он почувствовал, как у него шумит в ушах — вертолет поднимался в воздух. Потом он снова провалился в бездонную пропасть тьмы.

Капитан американской армии Майкл Бейкер в этот день находился довольно далеко от места своей постоянной дислокации, от Форта Брэгг. Нет, он находился не в Афганистане, не в Сомали, не в Йемене и не в Колумбии, как многие могли подумать. В этот пятничный, не по-весеннему жаркий день капитан Бейкер находился в корпусе подбитого русского танка Т-72, который в числе прочих находился на базе сил стабилизации севернее Донецка, это бывшая Украина. Танк этот отскоблили от гари, выкинули оттуда все ненужное и там, где должна была быть башня — приварили очень удобный люк. Вообще, этот танк был предназначен для того, чтобы при минометном обстреле прятаться в него — но минометного обстрела не было, а капитан Бейкер все равно сидел в нем, пил минеральную воду из небольшой бутылки и думал о жизни. Ему нужно было немного времени, чтобы его никто не беспокоил — а поляки, которым он должен был советовать, а фактически — командовать ими, исполняя функции штабного офицеры, ответственного за противодиверсионные мероприятия, были очень навязчивы и плохо знали английский язык, хотя и старались. Поэтому, когда у капитана начинала болеть голова — он прятался сюда, чтобы остаться на некоторое время наедине с собой. Выросший на севере страны, в Миннесоте он любил одиночество и умел его ценить.