Даррелл Швейцер - Секретная история вампиров

Вид у него был какой-то осенний: обрюзглый нос под покатым лбом перезрелой грушей болтался на вытянутом лице, а обильно разросшиеся усы заждались жатвы; мрачные, багрово-красные глаза напоминали две спелые ягоды.

— Браге! Не принес ли ты вести о моем убийстве?

— Но, сир! То, что ваш благородный батюшка был убит в ваши годы, вовсе не означает, что и вы непременно должны повторить его судьбу. Того же мнения придерживаются и звезды.

— Но я-то знаю: я проклят, я погиб, — провозгласил Рудольф. — Ибо я одержим дьяволом.

— Что вы хотите этим сказать?

Рудольф постучал себя пальцем по носу:

— Этот фальшивый нос, отлитый из металла, стал частью твоего лица, Браге, — с тех самых пор, как ты потерял настоящий во время поединка, много лет назад. А я чувствую, что в самой моей душе поселилось нечто чужеродное — и в теле тоже! Нечто происходящее от неведомого мне зла! Нечто, что я должен подавлять, душить в себе, заключая во тьму, иначе… Иначе, Браге, оно вырвется на свободу… Оно жаждет… напиться твоей крови, напитать меня ею! — Тихо осторожно отступил назад, и Рудольф вдруг запнулся, судорожно вжавшись в кресло. — Теперь понимаешь? Будет гораздо лучше, если моя собственная кровь прольется от руки убийцы!

В неровном свете свечей Тихо почудилось, будто щеки Рудольфа вспыхнули: монарху стало стыдно за свою несдержанность. Император Священной Римской империи добавил более спокойным тоном:

— Я не могу больше появляться на люди при свете дня.

— Неужели вы не явитесь даже на представление, где ваш шут будет выделывать штуки верхом на жирафе?

«И где вам, вероятно, предстоит встреча с посланником из Московии», — добавил про себя Тихо.

Рудольф поежился и плотнее закутался в мантию.

— Да, Борбоний упоминал о чем-то в этом роде. Он полагает, что подобное зрелище может вселить веселье в мою душу. Как же он заблуждается!

Ах так, значит, это веселое представление решил устроить Борбоний — как лекарство для души, благоденствие которой зависит не только от физиологии. Что ж, все оказалось не так плохо, как подозревал Тихо: он полагал, что эта идея принадлежит какому-нибудь честолюбивому придворному.

— Бывают клыки столь острые, что способны слишком глубоко впиться в душу, — пробормотал Рудольф.

Тихо предпочел понять эти слова буквально, не задумываясь о метафорических и символических смыслах, которые Рудольф явно хотел в них вложить.

— Что за тварь укусила вас? И когда это случилось?

Рудольф испуганно зашептал:

— Наш враг, турок. Он явился в облике летучей мыши с кривыми саблями, торчащими из крыльев. Он прилетел из Трансильвании, и было это несколько недель назад. Борбоний говорит, если бы она заразила меня бешенством, я бы уже умер. Тут что-то другое.

Хм… Символы и эмблемы явно заполонили сознание Рудольфа, однако возможно, что этот рассказ правдив хотя бы отчасти. У императора и в самом деле есть враги среди венгров, и те из них, что живут в Трансильвании, заключили союз с константинопольскими оттоманами. И летучая мышь, укусившая Рудольфа, могла быть метафорой какого-нибудь необычного посетителя, который привел в смятение впечатлительную душу императора, а возможно, нанес вред и его телу. О, если бы Тихо знал, как бросить яркий свет в сумрачный лабиринт императорской души!

Браге вспомнился рассказ Гаринони о «Нефритовом драконе» и о слухах, будто там можно обрести радость просветления.

Может быть, Гаринони специально устроил взрыв у себя в лаборатории, для того чтобы понравиться китаянке — хозяйке заведения? Если так, то время суток он выбрал неподходящее… Кстати, о подходящем и неподходящем времени: гороскоп событий в Трансильвании очень даже заслуживает внимания! И если хоть что-то в конце концов удастся решить, и если удастся излечить Рудольфа от его странного недуга, и если католики и протестанты в Богемии не перережут друг друга… Тогда, возможно, — существует некоторая вероятность, что Тихо сможет вернуться к точным инструментальным расчетам устройства небес!

Когда утомительная аудиенции, состоявшая главным образом в попытках хоть немного успокоить Рудольфа, наконец закончилась и Тихо Браге вышел из покоев императора, в зале Владислава уже раздавались конский топот и гул голосов: все ждали начала представления.

Придворные наблюдали за всадниками, которые уже сидели верхом на своих конях, облаченные в доспехи на манер максимилиановских — покрытые шипами и бороздками, нюрнбергской работы. Поскольку ожидалось присутствие императора, рыцари надели парадную броню вместо тяжелых кованых панцирей. На нагрудниках у многих красовалось изображение двуглавого орла.

Королевский конюший поприветствовал Тихо, и тот кивнул в ответ.

— Его величество останется в спальном покое.

Тогда конюший дал сигнал к началу представления.

Для жирафа, привыкшего к утоптанному грунту загона, полы оказались чересчур скользкими. Однако к щиту, прямо над нарисованной головой турка, был привязан пучок салата, так что когда Альбрехт откинулся назад и шлепнул животное по крестцу, оно тут же радостно сорвалось в легкий галоп.

Альбрехт выпрямился в седле и направил копье острием в мишень. Решив, что копье хочет опередить его в охоте за салатом, жираф пригнул шею, устремив голову вперед. В результате зубы пятнистого зверя вцепились в листья прежде, чем острие копья успело поразить голову турка.

Противовес мгновенно сработал и сильно ударил животное сзади — в тот самый момент, когда оно собиралось сбавить скорость. Ноги у жирафа подкосились, и он качнулся вперед, в то время как Альбрехт перелетел через его голову. Копье воткнулось в матрас, и бедняга остался болтаться на нем, смешно дрыгая ногами. Мгновение спустя морда жирафа вместе с многострадальным салатом въехала ему прямо между ног; карлик взревел и повалился на пол.

Обалдев от удара по заду, жираф успел все же затормозить — как раз вовремя, чтобы не растоптать Альбрехта, который в нелепой позе скорчился у него под ногами, держась за яйца.

Всадники издевательски отдали честь придворному шуту, ударив щитками копий о нагрудники своих доспехов, и по залу прокатились громовые раскаты хохота.

Достаточно насмотревшись на это глупое развлечение, Тихо двинулся дальше своей дорогой. Ему нужно заглянуть в это китайское заведение, что расположено на берегу Влтавы, возле Карлова моста. Если то, что рассказал Гаринони, верно хотя бы отчасти, возможно, спасение для императора придет с самой неожиданной стороны.

Вот он, тот самый дом. В нише над входом, за тонкими прутьями железной решетки, стоял дракон, вырезанный из бесценного зеленого нефрита, — предмет, достойный императорской коллекции. Дом располагался буквально в двух шагах от Карлова моста, по которому сновали толпы пешеходов и проезжали многочисленные повозки. Уже в который раз Тихо подумал о том, что мост был бы очень красивым, если бы по краям его возвышались статуи. Например, фигуры известных ученых — скажем, Птолемея, Пифагора, Архимеда, Парацельса — ну и его самого.