Андрей Родионов - Французский дьявол

В тишине, царящей в кабинете, я прекрасно различаю каждое его слово.

— Дело в том, — громко и четко произношу я, — что храмовники перехитрили вас. Даже странно, как вы купились на подобный ярмарочный фокус! Пока вы со смехом глазели на потомков тамплиеров, проклинающих Францию, настоящие враги прямо у вас под носом смогли, всего лишь сменив название, прибрать к рукам целую страну. И вот галлы уже сотню лет воюют, сами не зная с кем! Что дальше? Мы так и будем прятать голову в песок наподобие африканской птицы страуса?

Я перевожу взгляд с Карла VII на графа Дюшателя, оба глядят на меня неотрывно, даже граф де Плюсси оторвался от окна, стоит скрестив руки на груди.

— Повторюсь. В настоящий момент Англией управляют тамплиеры. Вам они известны под именем Ордена Золотых Розенкрейцеров, — я замолкаю, разглядев наконец, что в королевском кабинете присутствует еще один человек.

До этого момента громадные фигуры телохранителей скрывали его, но сейчас он отделился от стены и медленно идет вперед, по направлению ко мне. Я сглатываю, разглядев суровое лицо отца Бартимеуса.

— Предатель! — гневно рычу я и, только поймав предостерегающий взгляд начальника монаршей охраны, понимаю, что иногда лучше молчать, чем говорить.

— Да нет, Робер, — как бы с сожалением говорит граф Дюшатель. — Перед нами верный слуга короля Франции и новый настоятель аббатства Сен-Венсан. А вот ты — предатель и затаившийся враг!

Я так потрясен, что даже не обращаю внимания на его слова.

Ухватившись за самое главное, я растерянно бормочу:

— Новый аббат?

— А ты что же, всерьез надеялся обезглавить Третий орден францисканцев? — тихо спрашивает наставник.

С каждым произнесенным словом голос его становится все громче.

— Каким-то чудом брату Антуану удалось спастись, и он поведал о твоей измене! Только отъявленный мерзавец мог убить господина Гаспара де Ортона!

— Я знаю, кто убил аббата, — кричу я с яростью. — Ваш любимец, отец Антуан!

— Замолчи, — строго отвечает отец Бартимеус. — Наверное, ты не ожидал, что и телохранитель господина аббата останется жить? Он под присягой поведал, что убийца — ты!

Я стою, закусив губу. Король, повернув голову, властно кивает графу Дюшателю.

— Взять, — коротко командует тот.

Шестеро великанов, неподвижно стоящих у стен монаршего кабинета, мгновенно оживают, и на мои плечи опускаются тяжелые, словно из чугуна, руки королевских телохранителей. Оказывается, при необходимости эти воины могут двигаться с поистине нечеловеческой скоростью, а пальцы у них — словно дуги волчьих капканов.

Мой бывший наставник оборачивается к королю, который молча следит за происходящим.

— Это моя вина, ваше величество, — смиренно говорит отец Бартимеус. — Когда послушник Робер я одиночку прибыл из Англии с совершенно фантастическими россказнями, мне следовало сразу же посадить его в камеру для кающихся. К сожалению, я поверил лучшему своему ученику! — Отец Бартимеус покорно склоняет голову, как бы готовясь принять монарший гнев.

— Кто из нас непогрешим, господин аббат? — философски замечает Карл VII. — Наверное, один Господь.

— Заметьте, ваше величество, — подает голос королевский секретарь, — и Господь когда-то верил Сатане!

— По крайней мере, шевалье де Армуаз смог нас развлечь, как вы и обещали, — произносит король, обращаясь к новому аббату Сен-Венсана, тот с достоинством наклоняет голову.

— Разрешите мне взять этого грешника с собой, — произносит отец Бартимеус. — Послушнику Роберу известно многое из того, что ни в коем случае не должно покинуть наших стен!

Переглянувшись с графом Дюшателем, Карл милостиво кивает.

— Не верьте ему! — кричу я, когда меня выводят из королевского кабинета. — Отец Бартимеус все подстроил, он — настоящий изменник!

Сильный удар по уху, полученный от одного из телохранителей, прерывает мои разоблачения, у меня сразу начинают подгибаться ноги и пропадает всякое желание митинговать.

Вечером новый аббат Сен-Венсана заходит в камеру, где меня разместили.

— Пока у меня к тебе только один вопрос, Робер, — говорит он мирно.

Я молчу, меряя его неприязненным взглядом. Пусть руки и ноги у меня скованы, пожалуй, при некотором старании я мог бы убить предателя, особенно если бывший наставник сделает еще пару шагов вперед. Но аббат Бартимеус, похоже, умеет читать мысли, а потому близко не подходит, стережется.

— Куда ты дел Пламень? — вкрадчиво спрашивает бывший наставник.

Я вздрагиваю от неожиданности:

— О чем это вы говорите?

— Не прикидывайся глупее, чем ты есть, — в голосе аббата Бартимеуса я различаю укоризну. — Из отряда Девы, попавшего в засаду у Компьена, спаслись всего несколько человек, и все они тщательно нами допрошены. Двое показали, что Дочь Орлеана передала тебе Пламень. Трое стражников, стоявших на воротах Компьена, заметили у тебя меч, по описанию похожий на реликвию.

— Они не ошиблись, — глухо отвечаю я. — Увы, я потерял Пламень, убегая от бургундцев. Думаю, легендарный меч подобрал кто-нибудь из той шайки. Что я могу сказать, ищите!

— Не хочешь говорить, — укоризненно качает головой новый аббат Сен-Венсана. — Что ж, поверь, у меня имеется верный способ тебя разговорить.

— Будете пытать? — кривлю я губы.

— Ну что ты, что ты, Робер! — улыбается аббат Бартимеус, как бы полностью отметая подобную дикую возможность. — Сейчас мне абсолютно некогда, а поручить кому-нибудь другому… Кто знает, каких глупостей ты можешь наговорить? — заговорщически подмигнув, он с легкой ехидцей добавляет: — А вдруг ты завербуешь верного францисканца на службу англичанам? Когда надо, ты бываешь весьма убедителен.

Подумав немного, он предлагает:

— Обещаю, никаких пыток не будет. Только скажи, куда ты дел Пламень?

— Туда, откуда взял, — коротко отвечаю я.

Не потому, что испугался пыток, просто я до смерти устал от его общества.

Аббат Бартимеус хмурится и исчезает, унося с собой пылающий факел. Гулко хлопает железная дверь, с противным лязгом входит в пазы засов.

Я ложусь на охапку гнилой соломы и долго смотрю во тьму перед собой. Итак, что же дальше? Жанна в руках врагов, я, как предатель, брошен в королевскую тюрьму, а настоящий изменник получил власть над Третьим орденом францисканцев. Что нового принесет мне грядущий день, и услышу ли я хоть одну хорошую весть?

Следующим же утром меня вывезли из замка Шинон под усиленной охраной. Умный человек каждую неприятность старается обратить к собственной пользе, вот почему я утешал себя тем, что за жизненный опыт не переплатишь, сколько ни плати. Когда еще удастся ощутить, что именно испытывает человек в кандалах, которого перевозят на обычной телеге суроволицые монахи? М-да! Как передать безграничное презрение, с которым глядят на пойманного преступника крестьяне и ремесленники? К концу двухнедельного путешествия я был по горло сыт плевками в лицо и язвительными комментариями всех встречных-поперечных, но злоключения мои только начинались.