Алекс Кун - Петербург

Легкие ранения даже считать, смысла нет — каждому досталось. Лежачих раненых еще почти шесть сотен, но лекари обещают выходить.

Восемь тысяч морпехов втянулись за эти сутки в старый город. Более трети из них Рига забрала. Считай, разменяли полк на город. Сделка с дьяволом.

В довершение печальной картины — полки сожгли две трети боеприпасов. С чем Карла-то встречать будем?

Написал приказ птицам и фрегатам идти к Петербургу. Туда, по осударевой дороге и через Новгород, должны придти поставки припасов для полков, которые раньше считал просто резервом, но теперь от них зависела боеспособность самой обученной части армии Петра. Все плохо…

Примчался радостный гонец, спеша порадовать скорым визитом государя. Легок, на помине. Петру явно делать нечего! Уж лучше бы Рига сдалась — он тогда занялся бы церемониями внутри города.

Отослал вестовых с приказом строить полки — хоть теперь встанем, гордо развернув черные флаги.

День выдался сумрачным и ветреным — что не характерно для первой декады мая в этой области. Нашел хорошее и в этом — парусники быстрее доберутся до Невы.

Полки стояли ровными шеренгами перед фортом, под хлопающими на ветру знаменами, с лицами, соответствующими погоде. Могу понять ребят — каждое капральство понесло потери, а за два года капральства сжились в одну семью.

Ехал вдоль строя, сопровождаемый полковниками и их, постепенно образовывающейся, свитой. Петра все не было. Значит, начну без него.

Привстал на стременах, остановив лошадь примерно у середины строя, сказал, что наболело, перекрикивая ветер.

— Морпехи!..

Лошадь подомной затанцевала, прядая ушами, и пришлось сдавить ей бока. Теперь понимаю, почему речи надо произносить с трибун — просто они не убегут в процессе выкрикивания фраз.

— … Мы справили дело, государем нам доверенное, сполна! Никто! Слышите! Никто не справил бы дела лучше. Это наша судьба, быть острием копья, пробивающим бронь любого ворога!.. Любого!

Оглянулся на появившуюся, на том берегу реки, конную группу, начинающую грузится на понтоны и переправляться. Время еще есть, но совсем чуток.

— Много наших братьев по оружию сложили головы за этими стенами. Много. Но в сто крат горше было бы, коль мы, потеряв братьев, ворога бы не побили. Запомните и это! Слава павшим от живых идет! Коль побили ворога, есть, с чем к другу на могилу придти. А коли нет…

Вздохнул, оглядывая ряды полков.

— Посему! Запомните! Мы сильны, пока едины. Каждый морпех должен знать, как «отче наш» — коли он погибнет, на его врага пойдет все капральство, мало будет — весь полк, коль и этого недостанет — весь корпус и весь флот. На этих трех столпах стоим, и будем стоять! За государя, веру и флаг!

Тронул поводья, разворачивая лошадь навстречу Петру и понукая ее пятками. Интересный у нас лозунг получился. А с учетом того, что в этом времени царя считали олицетворением его земель, то можно перефразировать лозунг как «за землю, душу и близких». Каждому времени и каждому слою населения — свои толкования.

Государь сиял как медный самовар. Приобнял меня прямо с лошади, едва не уронив и чудом не навернувшись сам. Мы с Петром оба всадники были еще те, предпочитая повозки седлам.

— Силен ты, князь, слово ратникам молвить. Аж с берега слышно было.

Усмехнулся Петр отстраняясь.

— Значит, речешь «за государя веру и флаг»? Любо.

Петр, широким жестом, хлопнул лошадь, выезжая к центру строя, оглядел ряды, подбоченясь левой рукой.

— Любы мне вои, фортуну за волосы крепко держащие. Жалую по золотому червонцу каждому, кто крепость брал!

Вот умеет Петр правильные речи произносить. У меня так лица солдат не прояснялись. И виваты они не кричали. Тронул лошадь, подъезжая к государю. И спросил чуть слышно.

— Дозволь, государь, за человека, победу вырвавшего, молвить. Без него не случилась бы сия Виктория. А его тут нет ноне, недужит он сильно.

— Ээт ты за Адама хлопочешь?

Петр тоже перешел на тихий говор, по-московски потягивая слова.

— Петр, генерал Вейде действительно подсобил на переломе безмерно. А главное, именно он полки готовил. И ему, корпус дальше вести. За него прошу, и за весь корпус. Не оставь милостью верного слугу твоего.

Государь, склонил голову к плечу, рассматривая меня, как энтомолог редкое насекомое.

— Вижу, опять ты Виктории сторонишься. Отчего так?

— Петр, Вейде и дальше полки вести, а у меня то заводы, то флот — вся жизнь в пути. Не сторонюсь почестей заслуженных, да только для корпуса значительнее будет, когда вся слава рядом с ним стоит, а ходит, неведомо где. Да и для ворога окорот. На море Адмиралы у нас именитые, на тверди генералы доблестные. Так по правде будет.

Петр покивал своим мыслям

— Генералы говоришь …

Повернулся к строю и, повысив голос, подвел итог нашему разговору

— Генералу Вейде, что взрастил таких воев, да к Виктории их привел, жалую звание генерала-фельдмаршала!

Переждав бурный выдох строя, государь продолжил.

— Жалую ему маршальский жезл, с золотым навершием! Но за веру, вам оказанную — спрошу сполна! Не перевелись еще вороги у земли нашей!

Петр рубанул воздух, хорошо, что не шпагой, и поворотил коня к форту. За ним потянулась многочисленная свита.

Перекинулся парой слов с полковниками, отдавая дальнейший праздник в их руки, и поспешил догонять Петра, мысленно пробегая по спискам инвентаризации — сколько у нас бочек с вином и из чего мне делать жезл для Вейде. То, что делать жезл в итоге поручат мне и из моего же материала — ничуть не сомневался, даже задавать дурацкие вопросы монарху не буду. Все же, правильно, что выпячиваем Адама — он настоящий «отец солдатам», а меня должность каптерщика вполне устраивает. Надо будет еще и «правильные» слухи распустить о баталии. Глядишь, коли и дальше так браво все пойдет — быть фельдмаршалу, похороненному без сердца.

Это не красивая фраза. Именно так делали со всенародными любимцами в эти времена. Много знаменитостей похоронено без сердца — например, Байрон, Рафаэль, масса знаменитых генералов. Кстати, и Кутузова похоронили без сердца — правда, волю его не исполнили полностью. Фельдмаршал, умирая в Силезии, завещал оставить его сердце в Пруссии, чтоб все русские солдаты, воевавшие там, знали — сердцем он остался с ними. Эта легенда жила века. Даже во время Великой Отечественной, наши войска рвались к Бунцлау с верой — там захоронено сердце Кутузова, и ничто не помешает дойти туда русскому солдату. Легенда, увы, осталась только легендой. Фельдмаршала действительно похоронили без сердца, которое захоронили отдельно, рядом с Кутузовым в северном пределе Казанского собора Петербурга.

Так как строить Казанский собор начнем на сто лет раньше, чем он был заложен в моей истории — у Вейде есть реальный шанс увековечить себя в его пределах. Ведь, как и в моей истории, Казанский собор приурочили к ратным викториям. Тогда это была победа над Наполеоном — теперь мы его приурочим к Северной войне.