Александр Чернов - Одиссея Варяга

– Но господин капитан Родионов…

– Командир крейсера "Адмирал Нахимов" капитан 1-го ранга Родионов, чьим призом ваше судно является, доложил мне о ваших стесненных жизненных обстоятельствах. И я всей душей сочувствую Вам и понимаю причину вашего волнения. Но, увы, между Российской и Японской империями идет война, и не отдавать себе отчета о риске доставки в токийский порт такого груза Вы не могли. Тем более после официального объявления Петербургом действенной блокады территории враждебного нам государства, о чем Вы вполне могли узнать, так как ваше судно покинуло Датч-Харбор на неделю позже этого события…

Беклемишев жестом остановил попытавшегося начать было что-то говорить американца:

– У вас, в Соединенных Штатах, на такой как раз случай, есть замечательная формулировка. Незнание закона не освобождает от наказания за его нарушение… Посему считаю вопрос решенным, Ваше судно и груз задержены до постановления призового суда. А поскольку немедленный выход во Владивосток пока не возможен, Вас и вашу команду я временно интернирую. На берегу в лагере есть палатки, вода, одеждой и питанием вы и ваши люди будут вполне обеспечены, необходимые личные вещи и постельное белье можете взять с судна. Однако в перемещении вне ограды вы будете ограничены. Охрана будет стрелять на поражение без предупреждения.

Свободу Вы получите лишь тогда, когда я буду уверен в безопасности моего приза, или когда мое командование примет решение свернуть операции в этом районе, а так же нашу маневренную базу, о месте нахождения которой Вы теперь, к сожалению, осведомлены.

– Но, господин контр-адмирал! Позвольте, но это же противозаконно! Это произвол! В любом случае нас Вы не должны удерживать! Мы ни с кем не воюем… Я… Мы будем требовать справедливости! В конце концов, это международный скандал! Правительство Соединенных Штатов не допустит такого обращения со своими гражданами…

– Как Вы думаете, если Вы сейчас выйдете на палубу и покричите в сторону Вашингтона, или хотя бы Гуама или Манилы, Вас там услышат?

Во взгляде адмирала появился зловещий холодок…

– Могу предложить повзывать за помощью еще и в сторону Лондона. Но лучше в сторону Токио. И шансов побольше, да и благодарить Вас самураям наверное есть за что. Я почему-то не сомневаюсь, что это был не первый ваш рейс в Японию с таким грузом за время войны, мистер Орейли. Много наварили на русской кровушке?

Ваш коллега, мистер Кэллог с "Небраски стар" мне уже поугрожал… Сейчас отдыхает на "Висле" вместе с экипажем. Как и японские союзнички англичане. Видимо на арестантской палубе ему там с ними вольготнее, чем в лагере под пальмами на берегу. В гости к соотечественнику съездить не желаете? На экскурсию?

– Вы… Вы позволяете себе издеваться над несчастным седым моряком, который уже вами разорен, у которого дома жена при смерти, которая просто не переживет нашего долгого невозвращения… У вас нет сердца, господин адмирал…

– Вы сказали "нашего невозвращения"?

– Да. Роберт – мой сын – он и мой второй офицер на "Монике"…

– Семейный бизнес у вас, стало быть…

Контр-адмирал Беклемишев помолчал задумчиво глядя в иллюминатор, как казалось сквозь ссутулившегося в кресле напротив американца… Затем вздохнул и вновь взглянул подавленному ощущением неотвратимости личной драмы капитану трампа прямо в глаза.

– Сколько лет вы в море?

– Скоро тридцать шесть…

– Послушайте, мистер Орейли… Джек. А разве вы не знали, чем рискуете ставя на карту все?

Собственно говоря, я не должен был бы с Вами даже разговаривать, но раз так уж вышло… Как там у вас говорят в Штатах: каждой собаке нужно дать укусить дважды? Почему, собственно, и нет? Возможно, я дам Вам второй шанс. Возможно… И вы сможете сохранить судно и выручку за большую часть груза.

Сидите, сидите, капитан… Но вначале Вы должны мне откровенно, абсолютно откровенно ответить на один вопрос. От вашего ответа будет зависеть очень многое. Для вас. Вы согласны?

– А у меня есть выбор? В моем положении можно продать душу дьяволу! А вы, как мне кажется… Более сострадательны, что-ли… Я готов. Спрашивайте.

– Итак. Кому нибудь в Японии известно какой именно груз вы везете и когда вышли с Алеутов?

– Нет. Никому не известно.

– А почему пулеметы?

– Это уже второй вопрос, господин контр-адмирал!

– Это вторя часть первого.

– Я имею перечень товаров, в которых заинтересовано правительство Японии, гарантирующее приобретение их через своих коммерческих посредников.

– Понятно… В своих предположениях, относительно того, что это не первый ваш рейс в Японию после начала войны я, похоже, не ошибся…

– Но…

– Не волнуйтесь, Джек. Я не учитываю это как отягчающее обстоятельство!

Беклемишев тихо рассмеялся. И заметив взгляд американца, скользнувший по коробке гаванских сигар, подвинул к нему пепельницу.

– Я не возражаю… Курите… Кстати, а к нашим посредникам вы со своими услугами не обращались?

– Было дело. Но вам во Владивосток требуется только уголь. А моя малышка маловата, чтоб конкурировать с большими угольными пароходами.

– Увы. Правда тут ваша. Наше военное ведомство это государство в государстве. И мелкая частная инициатива для него ничто… К сожалению.

Но вернемся к нашей злободневной теме. На вопрос вы ответили верно. Поэтому я могу отпустить вас. Но только при выполнении Вами двух моих условий. Безоговорочном и безусловном выполнении…

– Господи! Господин контр-адмирал! Я готов! Готов на любые Ваши условия! Только скажите, какие?

– Первое. Вы поклянетесь никогда более впредь не делать ничего, перечащего интересам моей страны.

– Боже мой, конечно же, клянусь! Перед богом и людьми!

– И второе. Вы сегодня же снимитесь с якоря, и отправитесь в Токио, как и значится в ваших бумагах. С указанным в них грузом. Кроме пулеметов и их боезапаса. Они в отдельном листе конасамента. Его оставите у меня. А для ваших заказчиков – не смогли погрузить, не дождались… Привезли только селитру, чугун и револьверные патроны. Вместо пулеметов догрузим Вас тушенкой американского же производства с "Кадьяка", что рядом с "Моникой" стоит. Чтоб сомнений не было, что вы не в полном грузу…

– И вы нас отпускаете!? Правда отпустите?!

– Не перибивайте меня, капитан…

Затем вы в балласте придете в указанный мной квадрат, где вас встретит крейсер. И после того, как мой офицер с вашего борта перейдет на него, вы будете отпущены. При этом вы поклянетесь, что в течение тридцати дней с момента этого рандеву никто из Ваших уст или из уст членов вашей команды не услышит о нашей встрече, и вообще о русских военных кораблях. А лучше бы вам вообще молчать до конца войны.