Цви Прейгерзон - Неоконченная повесть

В условиях сталинской диктатуры такое сочетание было идеологически несовместимым и требовало большого мужества. И как только появилась возможность, он стал инициатором нашего отъезда в Израиль. К сожалению, отец не дожил до этого времени. Семья приехала в Израиль в 70-х годах прошлого века. Прах Цви Прейгерзона покоится на кладбище киббуца Шфаим, рядом с ним похоронена мама, Леа, умершая в Тель-Авиве. У внуков и всех правнуков родной язык – иврит. И это самый ценный подарок для Цви, иврит для которого был его душой, его жизнью. Исполнилось также и его заветное желание: его произведения были опубликованы в Тель-Авиве. [2]

Веньямин Прейгерзон

Июль 2011

Горовцы всегда были меламедами [3] – издавна, из поколения в поколение. Прибыли с этой профессии немного, в богачи не выбьешься. Но не зря сравнивают меламеда со священным сосудом, полным веры и непоколебимого упорства. Хотя живут эти люди, как все – женятся, пестуют семьи, растят детей… – обычная жизнь.

С чего начнем? Не с тех ли далеких дней, когда еще царствовал русский царь, и власть его казалась столь же неколебимой и вечной, как и упорство меламедов? Йоэль, сын Моше Горовца, появился на свет за несколько лет до известных событий 1 марта 1881 года [4], когда был убит тогдашний самодержец Александр Второй. Словно в ответ на убыль императорской семьи, у Горовцев с тех пор что ни год рождался новый ребенок. Можно представить себе, какой гвалт стоял в этом доме – даже в отсутствие шумной компании учеников. А уж когда хедер [5]был полон – ох… – впору было уши затыкать. Но, как говорят умные учителя, дети есть дети. Если ребенок вял и малоподвижен – пощупай ему лоб – не заболел ли? Лбы у детей в доме меламеда Моше можно было не проверять – веселые детские голоса разносились по всей округе.

В компанию первых лиц местечка меламед не попадал – уж больно небогат, невелика птица. Весь дом – кухонька да две комнаты. В одной голова на голове ютились жена и детишки, другая отводилась под хедер. Там за длинным столом, в тесноте и в суете, помещалось до двух с половиной десятков малышей.

Когда Йоэль достиг возраста бар-мицвы [6], родные и близкие собрались на праздничную церемонию наложения тфилин [7]. Старший сын меламеда возблагодарил Господа, гости одобрительно загудели и перешли к угощению. Они налегали на зеленый горошек, пили водку за радость жизни, хриплыми голосами распевали веселые песни и наперебой поздравляли Йоэля. Удивляясь, как быстро бежит время, они похлопывали мальчика по спине, гладили по голове: вот ведь, какой большой – и оглянуться не успели, а уже вырос отцу помощник!

Ну да, помощник… Не сахар жизнь у помощника меламеда, ох, не сахар. Были сладкие сны, да все вышли. Осень ли, зима ли, в дождь и в снег поднимайся чуть свет – собирать детей в хедер. И сам не рад, а ученики – тем более. Ну какой пятилетний ребенок по своей воле выберется из-под одеяла, чтобы идти на урок? Плетутся сонные, недовольные, ноют в голос, нога за ногу заплетается, чуть отвернешься – и нету, сбежал. Догонишь такого, влепишь с досады подзатыльник, а он – в рев. Поди управься с таким цыплячьим выводком!

Да и потом, уже в хедере, попробуй-ка всех в узде удержать, за стол усадить, накормить, выгулять, а потом снова собрать, снова усадить да еще при этом и буквы показывать! Вот уж работенка так работенка – врагу не пожелаешь!

Но Йоэль не жаловался. Вскоре он превратился в красивого широкоплечего юношу. Глубина его темных глаз подчеркивалась бледностью – парень проводил много времени за чтением Гемары [8]и изучением священных текстов. И хотя его детские и подростковые годы отнюдь не отличались беспечной легкостью, а заполнены были трудом и учебой, здоровьем Йоэль вышел крепок и силен, как и многие тогда в еврейских местечках.

Так что на белый билет [9]можно было не рассчитывать. В солдаты Йоэля Горовца забрили аккурат в тот год, когда умер царь Александр Третий и на русский престол взошел его сын Николай Александрович. Армейская жизнь нелегка: тесная казарма с громогласным храпом десятков соседей, неподъемные от липкой грязи сапоги, тяжелые полевые учения, зубрежка устава, муштра и оплеухи, непривычная и некошерная [10]еда… Но Йоэль, как мы знаем, никогда не был неженкой. Любые трудности он преодолевал с легкостью завидной: за что ни возьмется – везде один из лучших, один из первых.

А вот от гриппа не уберегся; запущенная поначалу болезнь обернулась воспалением легких. Весь Пурим [11]солдат провалялся в военном госпитале. Началась весна; Йоэль, еще слабый и больной, выходил в больничный сад, вдыхал запахи просыпающейся жизни, свежей листвы и мокрой почвы, смотрел в прозрачную голубизну теплеющего неба, подставлял щеки легкому весеннему ветерку. Это вылечило его быстрее всяких лекарств.

Подошел Песах [12]. Армейское начальство отпускало тогда еврейских солдат на праздничный седер [13]в семьи местных евреев. Йоэля пригласили в дом Исайи Рахмилевича. У хозяина оказалось три дочери: две младшие – близнецы и старшая Фейга – миловидная восемнадцатилетняя девушка. Сели за праздничный стол, накрытый по всем правилам.

Как и положено, Йоэль задал четыре традиционных вопроса из пасхальной агады [14], а затем все хором спели «Рабами мы были…». Двойняшки, до того тараторившие без умолку, притихли и зашептались: еще бы – ведь, того гляди, заявится важный гость – сам пророк Элиягу [15]. Фейга сидела, скромно потупившись, но исподтишка то и дело поглядывала на Йоэля: подтянутая фигура молодого человека, его кожаный армейский ремень и ярко начищенная медная пряжка с гордыми имперскими орлами не могли не произвести впечатления. Впрочем, бравый солдат тоже не прятал глаз: лицо Йоэля разрумянилось – не без помощи четырех пасхальных стаканчиков [16]– и серо-голубые очи прелестной соседки наполняли его сердце нежным теплом. Что и говорить, военная служба пошла впрок скромному сыну меламеда – распрямила ему спину, расправила плечи. Какая девушка не засмотрелась бы на такого парня!

Исайя Рахмилевич с удовольствием потягивал сладкое пасхальное вино, Йоэль не отставал от хозяина. Праздничная трапеза была вкусна и обильна – радушная хозяйка любила и умела широко принять гостей. Пасхальный седер – длинная церемония; никто никуда не торопится, есть время и поесть, и выпить, а молодым людям – переглянуться, зацепиться взглядами, на секунду отвести глаза и вновь украдкой посмотреть друг на друга. Эта древняя, но вечно молодая игра трепещет над праздничным столом, как нежное прозрачное облако.

В дом Фейги Рахмилевич уже начали ходить сваты, но девушка не торопится выскочить замуж: прочитанные романы объяснили ей, какой должна быть настоящая любовь, и Фейга твердо намерена дождаться своего прекрасного принца. Родители тоже пока не требуют от любимой дочки поспешных решений.