Сергей Соболев - Скриптер

Кваттрочи поднял глаза к бледно-голубому безоблачному небу.

— Ad majorem Dei gloriam! Приступим к сему…

Пока брат Игнаций переговаривался с представителями конфликтующих сторон, его помощники не теряли времени даром.

Редактор Сарто, которому ассистировали оба приехавших с ними на объект ватиканских спецслужбистов, — они единственные из охранников, кто сейчас находится во внутреннем периметре — извлек из багажника лимузина сумки с аппаратурой и прочее необходимое оборудование. Один из ватиканских жандармов быстро собрал из отдельных конструкций стол; его установили в пространстве между вторым и третьим внутренним периметром, неподалеку от входа в серое здание, в котором размещается аппаратная. Возле стола поставили складной деревянный табурет. Пока Сарто выкладывал на стол приборы из привезенного из аэропорта саквояжа, двое крепких молчаливых охранников взялись собрать и установить еще одну конструкцию. Один из них, присев на корточки возле бетонированной подложки размерами примерно метр на метр, — эта «заплата» окрашена в цвет плитки и почти незаметна — вооружившись гайковертом, отвернул чуть утопленные в нишах болты. Второй мигом собрал из четырех окрашенных в черный цвет металлических планок с защелками основу для метронома в форме квадрата. При помощи того же гайковерта прикрепили нижнюю раму болтами к гнездам в бетонированном основании. А затем уже к этой базисной раме прикрепили остальные детали конструкции: две боковые — под углом — рейки, ограничители-демпферы и центральное перо с балансиром и грузом.

Доменико Сарто открыл крышку футляра хронометра, на деревянной поверхности которого, как и на циферблате, изображен крест латинского типа — схематическое изображение стрелки, указывающей в определённое или трансцендентное направление; мнемонический якорь, который при необходимости легко удерживать в сознании.

Получив заранее от самого Кваттрочи инструкции, ватиканский редактор оперативно выставил на всех шкалах нужные показания.

Ну вот, теперь все готово для предстоящего сеанса.

Двое, Романдовский и Коллинз, выйдя через открытую рамку-калитку за пределы ограды третьего периметра, уселись обратно каждый в свою машину. Щербаков и Паркер — остались. Иезуит был не слишком доволен тем, что во время сеанса поблизости будут находиться по одному представителю от конфликтующей стороны. Но воспрепятствовать их нахождению здесь он не имел права.

— Господа, должен вас предупредить… — сказал он глуховатым голосом. — Дальнейшее может быть опасным для вашего здоровья. В данном случае, я, как представитель Третейского судьи, не могу гарантировать вам полной безопасности.

И Щербаков, и Паркер молча восприняли эту его реплику.

— И второе, — продолжил иезуит. — Прошу не вмешиваться в работу следственной группы. Напомню, что ваш статус, статус наблюдателей, исключает всякое вмешательство в ход расследования.

Так и не удостоившись ответа от кого либо из этих двоих, иезуит оставил их, направившись к Сарто.

— Доменико, выставляй оперативное время!

— Я готов, брат Игнацио.

— Месяц май… шестое число… два часа пятнадцать минут ровно!..

Как только Сарто зафиксировал крепления шкал и головки механизма хронометра, — кроме секундной — Игнацио, подойдя вплотную к столу, вытянул левую руку с четками и свисающим вниз распятием над циферблатом прибора времени. Крестик качнулся в одну сторону, затем в другую; эти колебания распятия, укрепленного на четках, становились все более выраженными, а их частота увеличивалась. Когда секундная стрелка хронометра завершала свой полный оборот, эти колебания составляли уже ровную меру — они происходили за одну эталонную секунду.

Кваттрочи, выставив в нужный момент ладонь правой руки ребром вниз, сам остановил колебания этого необычного маятника. В то же мгновение остановилась секундная стрелка шкалы хронометра, но включился секундомер в руке помощника…

— Время выставлено, — сказал Сарто. — Сейчас четверть третьего в ночь на шестое мая.

Пространство вокруг них приобрело обычный в таких случаях зеленовато-серый оттенок. Температура воздуха заметно упала.

Иезуит обернулся; там, где по другую сторону сетки третьего периметра стояли только что две машины, джип и лимузин, сейчас было пусто . Оба наблюдателя находятся там, где и стояли на момент начала сеанса. Щербаков шагах в десяти от стола, — и лицом к ним, к ватиканцами. Паркер расположился ближе к углу периметра; этот повернулся в полкорпуса, он смотрит на серое строение в центре объекта.

Кваттрочи коснулся плеча помощника.

— Доменико, открывай рабочую панель! А я пройду ближе к центральному модулю!

Сарто использовал для временного экрана плоскую южную стену приземистого здания «пультовой».

Как только открылась рабочая панель, ватиканский редактор, не дожидаясь дополнительной команды, включил на воспроизведение событийный ролик, имеющий служебную помету Romeo1_incident_06/5/02:15–02:30

Кваттрочи подошел к мачте — ближней к проходу во второй внутренний периметр. Здесь, закрепленный на уровне груди, находится небольшой серый ящик с тремя прорезями — две из них в верхней части идентификационного прибора, третья — под ними. Иезуит достал из внутреннего кармана выданную ему на время расследования карту. Нижнее гнездо предназначается для «вездехода», для обладателя идентификационной карты самого высокого уровня. Именно такой уровень имеет человек, второй раз за короткое время прилетевший в Москву из Рима.

Увидев, что «наблюдатели» двинулись в сторону открытого только что индкартой прохода, иезуит предостерегающе поднял руку с «розариумом».

— Прошу всех оставаться пока на своих местах! — прозвучал его сухой, лишенный интонаций, голос. — Доменико, получаешь ли ты изображение?

— Да, брат Игнаций, — глядя на экран, сказал редактор. — Ролик включен на воспроизведение!.. Но ничего содержательного я там не вижу!

— Видны ли охранники?

— Нет, никого не вижу!

Иезуит еще раз воспользовался «вездеходом», отперев последнюю из трех имеющихся здесь — и расположенных на одной линии — «калиток». А именно ту, через которую можно пройти уже непосредственно к центральному модулю.

Но ступать на гладкую зеленоватую плитку внутреннего пространства Кваттрочи не торопился (не говоря уже о том, чтобы вплотную подойти к самому модулю). Иезуит остановился перед этой только что открытой им металлической рамкой. Поднял глаза к небу, которое сделалось низким и поменяло свой цвет — теперь оно цвета мутного бутылочного стекла.

Он переложил rosarium из левой ладони в правую. Губы его шептали молитву: