Сергей Соболев - Скриптер

— Эти ваши запреты на меня не распространяются, — сказала девушка, от которой исходил странный, но приятный, немного дурманящий голову аромат. — Лиза хорошая! — Она посадила кошку на коленки и стала гладить ее по черной блестящей шерстке. — Лиза умеет вести себя в приличном обществе…

Кошка, приняв расслабленную позу, довольно зауркала. Над парком раздалась новая порция канонады; хорошо видимые на фоне ночного неба, вспыхнули огни, сложившиеся в символическое изображение сердца.

— А что это там… в дурдоме, то есть, происходит? — удивленно спросил водитель. — Что за шум?

— Праздник души, — сказала девушка прежде, чем озвучить пункт назначения. — Такое хотя и редко, но случается.

«Монастырская зона» -

Новодевичий монастырь -

Пятый канал Московской редакции.

Щербаков, указывая путь, сопроводил Павла Алексеевича и прикрепленного к нему сотрудника в цокольный этаж Ближней дачи — туда, где не ступала нога простых смертных. Они спустились по лестнице с каменными ступенями; за разведенными в стороны толстостенными створками узких ворот открылся взору уходящий куда-то вдаль тоннель.

В нем, в этом невысоком и нешироком — если развести в стороны руки, можно коснуться пальцами обеих стен — тоннеле, по обе его стороны, располагаясь на неравном расстоянии, где через три метра, а где и десять, имеются шлюзовые — двойные — двери. Электрические приборы в канальных переходах не функционируют, поэтому открываются эти двери — или перегородки — при помощи механических поворотных устройств, напоминающих внешне штурвалы морских судов.

Трое мужчин в полной тишине прошли по этому тоннелю шагов сто или около того. Пространство перехода заполняет серовато-зеленая полумгла, скрадывающая детали и искажающая пропорции предметов. Каких либо табличек или иных указателей не видно. Щербаков, судя по его уверенной поступи, прекрасно ориентируется в этом сумрачном бесцветном мире…

Помощник Авакумова остановился у одной из дверей. Сам крутанул «штурвал». Через образовавшийся проем можно разглядеть короткий — всего шагов десять в длину — и узкий, не шире метра, проход, упирающийся в такую же перегородку с механическим запорным устройством.

— Николай, вам в эту дверь! — распорядился Щербаков. — Вторую — «внешнюю» — дверь шлюза откроете сами! Выход — в подвальном помещении Пятой редакции, — уточнил помощник Авакумова. — Проверьте там на месте, все ли готово к работе… Удачи!

Когда сотрудник исчез в проеме, Щербаков, орудуя запорным устройством, закрыл эту дверь. Они — уже вдвоем — прошли еще шагов двадцать, не более, когда помощник Авакумова вновь остановился и принялся крутить «штурвал». На этот раз, когда открылась дверь переходного шлюза, редактор Третьего увидел в проеме не ставшую уже привычной серовато-зеленую мглу, а некое сияние, некую игру световых бликов в диапазоне от светло-желтого, почти белого, до темно-красного, багрового…

— Павел Алексеевич, это переход в Пятую зону, — сказал Щербаков. — Оцепление вокруг реального объекта выставлено, ваши коллеги из редакции Второго канала будут вас страховать. Часовщик уже выехал на место. Желаю удачи!

Павел Алексеевич пожал протянутую руку. Не проронив ни слова, — он был весь сконцентрирован на предстоящем ему уже в ближайшие часы, а то и минуты — сделал несколько шагов по переходу. На глазах Щербакова человеческий силуэт истончился, стал прозрачным; затем исчез, растворился в переливчатой волне магнетизирующего, диковинного, манящего света. Помощник Авакумова закрыл шлюзовую дверь и направился на выход из тоннеля. Ночь обещает быть длинной, полной событий; но по-другому здесь не бывало ни при прежнем Хозяине, ни при нынешнем Хранителе.

Павел Алексеевич обнаружил Даниила там, где и предполагал найти — у одной из могил на этом странном кладбищенском погосте.

— А-а… это опять вы, — не оборачиваясь, сухо сказал Логинов. — И опять один, без вашей второй тени, без этого вашего «Коли».

— Я уже говорил, что кроме нас с вами сюда, в эту «монастырскую зону», мало кто может проникнуть.

Редактор встал рядом с молодым человеком, взгляд которого в данную минуту был направлен в одну точку — на помещенную на временном кресте фотографию похороненной несколько дней назад девушки.

— Более того… возможно, это под силу лишь нам с вами.

— А некий «Гера», который объявлялся здесь намедни? И предлагал мне свое посредничество в обмен на некоторое количество дензнаков?.. А нищенка, которую я видел здесь не далее, как вчера? — Помолчав немного, Логинов добавил. — Конечно, это местечко не выглядит таким уж многолюдным и оживленным. Но те двое, о которых я сказал… как минимум двое!.. они все ж как-то смогли сюда проникнуть, хотя вы и говорите, что это «под силу лишь нам двоим»…

— Речь, уточню, идет о простых смертных, Даниил. Или называть вас, исходя из вашей прежней биографии? То есть, так, как вас звали до начала метаморфозы — Денисом?

— А вот это не суть важно… Мне решительно все равно, Павел Алексеевич, как вы будете ко мне обращаться. Спасибо, кстати, за то, что причислили и меня к «простым смертным», — глухо произнес Логинов. — А то я уже и не знаю, что мне думать о самом себе. С некоторых пор мне кажется, что я не такой, как все окружающие… Что-то со мной не так . А вот что именно со мной не так , понять пока не могу.

— Вы и в самом деле не такой , как подавляющее большинство окружающих, — мягко сказал Редактор. — У вас исключительные способности… Которые, впрочем, еще нужно подтвердить на практике.

— Она погибла из-за меня, — Логинов по-прежнему глядел перед собой, стоя в паре метров от изножия свежей могилы, убранной на удивление живыми, нисколечко не завядшими за прошедшее со дня похорон время цветами и венками. — И ее знакомый — тоже.

— А вот и нет, — сказал Редактор. — Все намного сложнее, чем вам сейчас представляется… Вашей вины в случившемся с этими двумя молодыми людьми точно нет.

— Думаете?

— Уверен! Более того, если бы не вмешалась некая внешняя сила, то жертвами того драматического происшествия стали бы не двое, а трое.

— То есть?..

— Вы тоже могли погибнуть, Дэн. И если этого не случилось, если я имею возможность с вами общаться, то лишь по одной причине: драматическое событие, имевшее место тридцатого апреля, было отредактировано таким образом, чтобы вы — лично вы! — остались живы и невредимы. Иначе говоря — вам была сохранена жизнь.