Андрей Уланов - Крест на башне

Когда неподалеку бабахнуло, а потом пальба пошла, мы в особняке сначала резко прибодрились. Даже Стаська, которая из-за Севшина убитого места себе не находила, простить себе не могла… непонятно чего. Я ей раз пять пытался объяснить, что ни при чем тут наши постельные поигрушки были — просто совпало так. Случается на войне незадача такая — убивают! Но мы-то живы, а значит — надо дальше жить!

Бесполезно.

Вслушиваемся мы, значит, в эту пальбу — и делаем неутешительные выводы: не в нашу сторону она движется. С одной стороны, логика командования, конечно, понятная, — ударить в спину тем авровским частям, что оборонительный периметр держат. С другой — самим-то нам тоже жить хочется, а для этого надо как-то из этого чертова особняка выбраться.

Именно об этом мы с унтером и говорили в столовой, рядом с баром, последнюю засохшую галету красным вином запивая. Настоящий аристократизм… не от хорошей жизни, правда, просто вода у всех кончилась.

— Dingsda в общем, — резюмировал наше положение унтер. — Сейчас меныновцы для ликвидации прорыва начнут свежие части подтягивать… тут-то нас к ногтю и прищучат.

— Угу, — вздохнул я, — вот если бы дать им как-то знать, что здесь мы…

— Платок есть? — поинтересовался Йохан. — Можешь с ним на крышу выйти, летунам помахать… секунд пять, пока снайпер от наглости такой не опомнится. Или коллекцию парчовых подштанников, которые твой водила вчера сгреб, в посадочный знак разложить…

— Не парчовых, а шелковых, — поправляю я и добавляю: — Лично я никаких парчовых подштанников не видел… и могу предположить, что в природе их не так чтобы много… потому как иначе вздумай, скажем, кто-нибудь в них на лошади прокатиться или на мотоцикле, вмиг себе задницу сотрет, по самую шею.

— Рацию бы сюда, — вздохнул унтер.

И тут меня как током кольнуло. Вскочил, подбежал к окну, глянул осторожно… ну да, стоит мой «зверик» с унылым видом, брошенный всеми и покинутый.

— Рацию, говоришь, — ухмыльнулся я. — Будет тебе рация.

Самое забавное, что больше всего воплей было даже не от самой Стаськи, а от Михеева — он-де в это штатское тряпье не полезет!

Расчет у меня был простой — даже если те, кто нас вчера видел, сейчас на дверь парадного входа пялятся, все равно то, что они девчонку в платье типа «ночная сорочка» с низеньким панцерником в берете сумеют… как же это… а, проассоциировать, так вот, шанс на это, по моему скромному мнению — нуль сотых хрен десятых. Ну а пока они будут стаськины бретельки разглядывать, мы уже до «зверика» доберемся.

Так и получилось.

Я, само собой, первым делом к своему сюрпризу потянулся. Захватил аккуратно, вытащил, высунулся из башни, гляжу — от дальнего конца улицы двое шагают. Полицай гражданский местный, пожилой уже, с карабином на плече и парень молодой, в рваном пиджачке, сандалиях на босу ногу… и с ручником наперевес — я, как его увидел, сразу подумал, что из этого самого ручника нас вчера и подбадривали.

Было бы, наверное, интересно эту парочку живыми попытаться взять. Но, во-первых, морду бить, когда у тебя в каждой руке по гранате без кольца — занятие лично для меня малость нервное. А во-вторых, я куртку, что в особняке нашел, прямо поверх формы набросил, так что весь вопрос — разглядят они нашивки на воротнике прежде, чем на уверенный бросок подойдут или нет.

Не разглядели.

Пока они шли, я все думал — чего бы им такое сказать, веселое и напутственное. Только голова после вчерашнего соображать совсем не хотела. А хотела она обмотаться холодным компрессом, да в коробку с ватой, в крайнем случае — на подушку особняковой кровати. В общем, ничего особо оригинального я так и не выдумал — зато улыбнуться сумел.

— Утро вам хорошее, люди добрые. Будете в рай заходить — святому Петру от меня привет передайте!

И, пока они эту сентенцию переварить пытались, швырнул в их сторону обе гранаты.

В принципе, шанс у них был, хоть и хилый — запал у «тридцатьпятки» горит секунды четыре точно, вполне можно подхватить, да отшвырнуть… при надлежащей сноровке. Только они им не воспользовались. Замерли с оторопелыми рожами, попятились…

Досматривать я, понятно, не стал. Ссыпался вниз, задраил люк.

— Стась… как там связь?

— Пытаюсь…

— Милая, — тихо так в переговорник сказал я, — тебе сколько раз повторять: НЕ НАДО ПЫТАТЬСЯ! ДЕЛАТЬ НАДО!

— Силен ты орать, командир, — полминуты спустя отозвался Михалыч снизу.

— Движок запускай!

— Зачем?

— За шкафом, мать твою через пень-колоду! Ты думаешь, я башню вручную крутить буду? Все семьсот пятнадцать оборотов маховичка?

— Запускаю…

Сразу веселее стало. Я башню вправо-влево для пробы покрутил, прикинул варианты — и оставил ее развернутой в сторону улицы, которой мы вчера выкатились. Если, думаю, в другом конце улицы чего объявится, развернутъ успею, а тут — всего ничего.

Тут у меня в наушниках защелкало.

— Есть связь, — раздался снизу голос Стаськи.

Перещелкнул тангенту — и сразу услышал Вольфа.

— «Котенок-1», как слышишь? Прием.

— Я — «Котенок-1», — кричу, — слышу отлично!

Черт, знал бы ты, Кнопке, как мне радостно тебя слышать!

Дальше уже все пошло хорошо. Вольф в первую очередь связался с летунами, и они на соседние улицы зажигалок сыпанули — отсекли нас огнем. Минут через двадцать десантники подошли, а еще через полчаса — «Мамонт» из личного резерва майора и брэмка. Подцепили — и вытащили.

В полку на нас все смотрели, словно на выходцев из преисподней. Наверное, в каком-то смысле оно так и было.

От нашей третьей роты осталось, — считая мою машину, — четыре панцера. К тем двум, что прихлопнул «Муромец», добавился «Котенок-4» из моего взвода, машина Ральфа Баумана. Их сожгли бронебойщики, расстреляли с кормовых ракурсов. Потом, когда мы зачистили тот район, восемь пробоин насчитали, выскочить не успел никто.

В третьем взводе тоже потеряли один панцер. Еще сгорел «Котенок-7», так что теперь от второго взвода не осталось никого, и где-то неподалеку от него осталась машина комроты. Правда, «обер Мойша» со своим экипажем сумел выбраться и сейчас лежит в госпитале, наводчика и заряжающего я забрал в свой экипаж, а радиста с мехводом отправил в распоряжение штаба. В госпитале же оказался Гюнтер, мой «Котенок-5», который выводил свой панцер, высунувшись из люка — и вывел, но сам поймал при этом две пули… впрочем, врачи сказали, что прогноз обнадеживающий. Взамен прислали Вальтера Хофманна.

Формально, в штабных бумагах мы еще по-прежнему числились ротой. На деле же наши четыре машины спешно обозвали кампфгруппой-3, а командиром ее назначили меня. Как говорят в таких случаях русские — что в лоб, что по лбу…