Евгений Токтаев - Орлы над пропастью

— Блещущий победами. Хорошее имя.

— Ты знаешь наш язык? — удивленно спросил галл.

— Я много чего знаю.

— Вообще-то, римляне, кто знает, обычно зовут меня — Гай Ганник. Не могут выговорить правильно.

— Тебе не нравится, что коверкают? А знаешь, друг, — воодушевился Алатрион, — так ведь даже лучше. Посуди сам: сейчас ты называешься чужим именем, а так бы сохранил свое, и в то же время истинное имя, его значение, останется в тайне.

— Верно, — после некоторого обдумывания согласился галл.

— Так я говорю! Зовись-ка лучше Ганником! Пойдем, отметим это дело.

Таверна "Под водами Аниена" располагалась совсем недалеко от окончания акведука, именуемого "Дряхлым Аниеном" по имени одноименного притока Тибра из которого в район Эсквилинских ворот доставлялась вода. Этот акведук, тянущийся на пятьдесят миль [58] 70 километров. , второй по старшинству в Риме, построил цензор Маний Курий еще до Первой Пунической войны.

Район города, где оканчивался сей величественный водопровод и начиналась обширная сеть труб и фонтанов, несущая воду в городские кварталы, имел дурную славу. Селилась тут одна беднота, причем из наиболее неимущих. Совсем рядом, за Сервиевой стеной, возле храма Венеры Погребальной, располагалось кладбище для нищих. Хоронили тут, как попало, а трупы рабов вообще бросали без погребения, собакам, волкам и воронам, отчего в округе никогда не переводилось зловоние.

С Эсквилинских ворот начинался Субурский ввоз. Здесь всегда обитало огромное количество народу, как постоянно тут живущего в самых грязных и дешевых доходных домах, так и въезжающего в Город с восточной стороны. Поэтому возле ворот располагалось много торговых складов, таверн, как просто питейных заведений, так и заезжих дворов с комнатами для ночлега. "Под водами Аниена", как раз была одной из таких гостиниц. Располагалась она в очень старом кирпичном доме, возрастом не менее ста лет, первый этаж которого наполовину врос в землю.

Войдя внутрь и спустившись вниз по расшатанным ступеням, Алатрион и Ганник очутились в сыром помещении, слабо освещенном коптящими светильниками. В одном углу потрескивал очаг, рядом с ним в стенной нише стояли несколько глиняных статуэток, изображавших домашних покровителей — ларов. По стенам бегали пауки, а по грязному полу тараканы.

Шумная таверна была почти полностью заполнена людьми, только пара столов пустовала. Алатрион пристально вглядывался в лица посетителей, словно искал кого-то. Ганник направился к одному из свободных столов и уселся на скамью. На него не обратили внимания, большая компания по соседству занималась важным делом:

— "Венера", пусть выпадет "Венера"!..

— "Собака" [59] "Собака" — наихудший бросок при игре в кости, когда выпадает минимально возможное количество очков. Бросок "Венера" — наилучший из возможных. ! Гони деньги!

— Ах ты...

— Будешь, отыгрываешься?

— Да, продолжаем! Ставлю десять сестерциев.

Шестигранные костяшки заплясали в деревянном стакане.

— ...боги подземные, заклинаю вас, пусть выпадет "Венера"!..

Алатрион, щелкнул пальцами:

— Хозяин!

Невысокий толстячок в кожаном фартуке, вытирающий полотенцем оловянную тарелку, не удостоил его взглядом.

— Хозяин, комнату.

Трактирщик смерил посетителя взглядом, и скучным голосом заявил:

— Нету комнат.

— Как нет? Совсем?

— Ага. Нисколько.

Алатрион полез за пазуху и вытащил кожаный кошель. На стол лег серебряный сестерций.

— Может, все-таки найдется одна? Небольшая.

— Ну... — задумчиво протянул трактирщик, — есть вообще-то. Совсем небольшая...

— Вот и хорошо.

— ...без ложа.

— Нет, так не пойдет. На полу, что-ли, спать, с тараканами?

— Иные спят.

Посетитель положил на стол еще одну монету. Хозяин взял его, повертел, куснул и флегматично заявил:

— От такого маленького кусочка серебра кровать не возникнет.

Алатрион достал следующий сестерций.

— Пять, — сказал хозяин.

На столе появилось еще две монеты.

— Пять, так пять.

— Пожалуй, найдется тюфяк.

— Ах ты плут, — рассердился Алатрион и накрыл ладонью одну из монет.

— Хороший, хороший тюфяк, — поспешил его успокоить трактирщик, — совсем новый, мягкий, нигде не рваный. И лежанку велю рабам туда втащить.

— Ну ладно, — Алатрион убрал ладонь, — мы собираемся поужинать. Что у тебя есть?

— Рыба есть. Карп жареный. Холодный уже.

— Разогрей, не люблю холодное. А бараньи отбивные, какие мне тут прежде доводилось пробовать?

— Сейчас нет.

— Скверно. Ну ладно, тащи своих карпов, да смотри, пожирнее. Ну и травы какой-нибудь, побольше. Укропа там, сельдерея. Что есть. И сыр, — Алатрион продолжал одну за другой выкладывать монеты на стол. При виде этой картины у трактирщика скучное выражение лица на глазах сменялось заинтересованным, — вино, конечно, лучшее тащи.

— Сколько вина?

— Фалернское есть? Кувшин для начала, вот, типа такого. Мы с другом немного утомились, не собираемся напиваться. Поужинаем и пойдем спать.

— На одной кровати вдвоем?

— Нет, он останется, а я уйду. Живу неподалеку. Чего у тебя еще есть?

— Маринованная капуста, оливки...

— Все давай, лично я что-то проголодался.

Хозяин алчно пожирал глазами стопку монет. И не только он один. Казалось, что разговоры и смех местных выпивох стали тише, а их внимание устремилось на беспечного посетителя. Ганнику все это не слишком нравилось, и он подобрался, хищно озираясь по сторонам.

— Тащи пока вино, сыр. Карпа потом, что-то я сейчас не в настроении есть холодное.

— Как будет угодно, господин, — услужливо вился вокруг хозяин, давненько не видевший в своем заведении столь щедрых посетителей.

— В посуде какой подашь? В оловянной?

— Да, конечно, в оловянной, — кивал хозяин.

— Нет, подавай в глиняной.

— Почему? — на лице трактирщика нарисовалось искренне изумление.

— Из оловянной только травиться.

Алатрион вернулся к столу. Хозяин перекинулся парой слов с рабом, делясь удивлением относительно странностей не по богатству придурковатого посетителя. И чем не угодила ему оловянная посуда? Почти весь Рим из нее ест...

— Я договорился о комнате для тебя, — сообщил Алатрион Ганнику, — поужинаем, потом я уйду.

— А где заночуешь?

— Неподалеку. Снимаю комнату в инсуле. Тесновато у меня, а то я бы с радостью пригласил тебя к себе.

— Не стоит, это было бы слишком... — Ганник покачал головой. Было видно, что ему не по душе чувствовать себя должником, — сколько ты заплатил за комнату?

— Пять сестерциев. И столько же за ужин.

— У меня таких денег нет, — мрачно заявил Ганник.

— Пустое, приятель. Не в канаве же ночевать.