Стивен Кинг - 11.22.63

— Новый матрас будет точно, — пообещал Змеиные Сапожки. — И я позабочусь, чтобы починили ту ступеньку, чтобы маленькая женщина не подвернула себе ножку. Но если сейчас отре'онти'ать там стены, я буду вынужден поднять месячную плату на пятерку.

Из заметок Эла я знал, что Ли снимет это помещение, тем не менее, все равно ожидал, что он не потерпит такой откровенной наглости и уйдет прочь. Однако, он извлечение плюгавый кошелек и добыл оттуда тоненькую пачку банкнот. Большинство из той пачки он отсчитал в протянутую ладонь хозяина дома, в то время как Роберт, неодобрительно качая головой, пошел к своей машине. Он взглянул на мой дом на противоположной стороне улицы и, не задержавшись на нем глазами, отвел равнодушный взгляд.

Змеиные Сапожки вновь встряхнул руку Ли, прыгнул в свой «Крайслер» и быстро рванул прочь, оставляя за собой тучи пыли.

Прытко подкатилась на ржавом самокате одна из тех прыгающих девочек.

— Вы въезжаете в дом Розетты, мистер? — спросила она у Роберта.

— Не я, он, — кивнув большим пальцем в сторону Ли.

Девочка потолкала свой самокат к мужчине, который собирался отстрелить правую половину головы у президента Кеннеди, и спросила, есть ли у него дети.

— Есть маленькая дочка, — ответил Ли. Чтобы сравняться с девочкой, он наклонился, упершись руками в колени.

— Она хорошенькая?

— Пока еще не такая, как ты, и еще не такая большая.

— Она умеет прыгать через скакалку?

— Дорогуша, она еще даже ходить не умеет. Его «не умеет» прозвучало, как «неуеет».

— Ну и какашка она. — И девочка на самокате дернула в направлении Винскот-роуд.

Двое братьев отвернулись в сторону дома. Это кое-как приглушило их голоса. Но я подкрутил регулятор и большинство ими сказанного сумел разобрать.

— …кота в мешке, — говорил Роберт. — Когда это увидит Марина, она налетит на тебя, как стая мух на собачье дерьмо.

— Я…… Рине, — говорил Ли. — Но, брат, если я не… от Ма, из той крохотной квартирки. Я уже готов ее убить.

— Она умеет быть…но… любит тебя, Ли. — Роберт сделал несколько шагов в сторону улицы. Ли присоединился к нему, и их голоса зазвучали чисто, словно колокольчики.

— Это мне поняло, но она не может сдерживаться. Как-то ночью, когда я с Риной занялся тем самым, она раскричалась на нас с раскладушки. Ну, ты знаешь, она спит в гостиной. «Полегче, эй вы там, двое, — кричит она, — рановато еще для второго. Подождите, пока сможете зарабатывать хотя бы на одного».

— Я знаю. Она может быть грубой.

— Она так и покупает вещи, брат. Говорит, что это для Рины, но пихает их в лицо мне .

Ли рассмеялся и подошел к «Бель Эйру». Теперь его глаза мазнули по дому № 2706, и мне понадобилось большое усилие, чтобы удержаться на месте за шторами. И чтобы удержать в руках неподвижной мисочку.

К нему присоединился Роберт. Они оперлись на задний бампер, двое мужчин в чистых синих рубашках и пролетарских брюках. На шее у Ли висел галстук, который он теперь снял.

— Послушай вот что. Идет Ма к «Братьям Леонардам» [516] «Leonard Brothers» — универмаг, который существовал в Форт-Уорте до 1970 г. и возвращается оттуда со всякой одеждой для Рины. Вытягивает шорты, длинные, как рейтузы, только того, что узорчатые: «Погляди-ка, Рина, разве не хорошенькие?» — Ли жестко сымитировал материнское произношение.

— А что ей Рина ответила? — заулыбался Роберт.

— Марина говорит: «Нет, мамочка, нет, спасибки, но я не нравится, я не нравится. Я нравится так здесь» . И показывает место на ноге, — Ли приставил ребро ладони себе немного выше середины бедра.

Улыбка Роберта разрослась в искренний оскал.

— Ей-богу, мамке так понравилось.

— Она говорит: «Марина, шорты, как ты показываешь, это для юных девушек, которые шлендают по улицам, ищут себе бой-френдов, а не для замужних женщин». Ты только не говори ей, где мы, братишка. Ни в коем случае. Ты же меня понимаешь?

Несколько секунд Роберт ничего не произнес. Может, ему вспомнился тот холодный день в ноябре 1960 года. Как его матушка гналась за ним по Западной Седьмой улице, крича: «Стой , Роберт, не беги так быстро, я еще с тобой не закончила!» И хотя в заметках Эла по этому поводу ничего не было, у меня были сомнения, что она закончила с Ли. Наконец, Ли был тем из ее сыновей, за которого она действительно переживала. Любимчиком. Тем, который спал с ней в кровати до одиннадцати лет. Тем, у которого надо было регулярно проверять, не начали ли у него уже расти волосы на яичках. Об этом как раз говорилось в Эловых заметках. И там же, на полях страницы, находились слова, которых по обыкновению не ожидаешь от простого повара: «истерическая фиксация» .

— Я тебя понимаю, Ли, но это не такой уж и большой город. Она найдет вас.

— Я ее выпровожу прочь, если так произойдет. Можешь быть уверенным.

Они сели в «Бель Эйр» и поехали. На перилах крыльца уже не висело объявление ПОД АРЕНДУ. Отъезжая, его забрал с собой хозяин дома.

Я сходил в магазин, купил рулончик изоляционной ленты и заклеил ей миску «Таппервер» изнутри и снаружи. Я подумал, что день вообще выдался удачным, но я вступил в опасную зону. И я это понимал.

Десятого августа около пяти вечера вновь прибыл «Бель Эйр», на этот раз он тянул за собой небольшой деревянный прицеп. Роберту и Ли хватило десяти минут, чтобы перенести все добро Освальдов в их новый дом (избегая наступать на первую ступеньку, которая все еще не была починена). Пока они этим занимались, Марина с Джун на руках стояла на заросшей сорняком лужайке, глядя на свой новый дом с отвращением, которое не нуждалось в переводе.

На этот раз появились все три девочки-прыгуньи, две пешком, третья, подталкивая себя на самокате. Их требованию показать ребенка Марина подчинилась с улыбкой.

— Как ее зовут? — спросила одна из девочек.

— Джун, — сказала Марина.

Тут уже девочки начали наперебой забрасывать ее вопросами.

— Сколько ей лет? Она умеет говорить? Почему она не смеется? У нее есть кукла?

Марина замотала головой, не переставая при этом улыбаться.

— Прошу, я ни говорить.

Троица девчат бросились наутек с визгами: «Я ни говорить, я ни говорить» . Одна из еще живых кур Мерседес-стрит с кудкудахтаньем выпорхнула из-под их ног. Марина смотрела им вслед, улыбка ее отцветала.

Вышел на лужайку и встал возле нее Ли. Голый по пояс, вспотевший. Кожа у него была белая, как рыбий живот. Руки были тонкими, с обвисшими мышцами. Он обнял жену за талию, а потом наклонился и поцеловал Джун. Я думал, что Марина сейчас махнет рукой на дом и скажет: «Ни нравиться, ни нравиться» , — на это ее английского вполне хватило бы, — но она только передала Ли ребенка и поднялась в дом, закачавшись на миг на ненадежной ступеньке, но сразу же восстановила равновесие. В голове мелькнуло, что Сэйди почти наверняка там могла брякнуться, а потом целую неделю хромать с распухшей стопой.