Лев Портной - Хроники похождений

— Валерии… только что я убил князя Дурова. Я зарезал его.

Мои слова не произвели на нее никакого впечатления. Она отмахнулась и слабым голосом вымолвила:

— Черт с ним… Не переживай…

Не могу сказать, что удивился. Успел смириться с тем, что «де Шоней» — это не фамилия, это диагноз.

Я откинул голову и прикрыл глаза. Оставалось надеяться, что я нужен Валери не в качестве пошлины за проезд.

Скрип колес, стук копыт по булыжной мостовой и беззаботные голоса доносились снаружи. То ли весть о смерти князя Дурова еще не облетела город, то ли горожане не забивали себе голову тем, кто сидит в Шлосс-Адлере. Мы попали в затор в узеньком проезде. Голоса и смех прохожих, протискивавшихся между экипажем и стенами домов, раздавались совсем близко, и хотелось думать, что не было никакого князя Дурова и никого я не убивал, и могу выйти из кареты и пойти вперед под руку со своей возлюбленной, смешаться с толпой, взять кулек с пончиками у толстого пекаря, дойти до пристани и бросать гальку в ночные воды. Только вот Валери была столь слаба, что, пожалуй, и десяти шагов не сделала бы без моей помощи. И стражи на выезде из города, без сомнения, имеют приказ задерживать всякого, кто хоть чуточку похож на маркиза де Ментье. Время, казалось, остановилось. Я и ждал с нетерпением, и страшился того момента, как подъедем мы к городским воротам.

Мы выбрались из затора и через пять минут оказались у выезда. Я понял это, потому что услышал окрик:

— Стой! Кто такие?!

Я замер, ожидая худшего. Валери погладила меня по руке, убеждая этим жестом, что все будет хорошо.

— Ослеп, что ли?! — раздался возглас возницы. — Это экипаж майестры [73] Майестра (румын.) — хозяйка. Залины!

Очевидно, охрана немедленно расступилась, оставив путь открытым, потому что наша карета лишь чуть-чуть замедлила ход. Через мгновение мы выехали за ворота Траумштадта и помчались прочь от этого города. Шестнадцать копыт стучали столь бойко, словно кони вознамерились нестись без остановок до самого Меербурга.

— Кто такая майестра Залина? — спросил я.

Валери погладила меня по груди и ничего не ответила.

Траумштадт остался позади. Четверка коней мчала во весь опор — и это несмотря на кромешную тьму. Мы рисковали в любой момент перевернуться и покалечиться. Но ни возница, ни Валери ничуть об этом не беспокоились. Они пребывали в уверенности, что перед экипажем майестры Залины непременно расступятся не только наделенные мало-мальским умом стражники, но и любые иные твари, да и вообще любые неприятности отступят.

— Эй, дружище, нельзя ли помедленнее! — крикнул я вознице.

Он не отреагировал, а Валери погладила меня по руке. После того как мы беспрепятственно проехали через ворота Шлосс-Адлера, у меня не осталось причин не доверять ей. Я расслабился и откинулся на кожаное сиденье.

Моя левая рука, которой я обнимал Валери, онемела, мне хотелось сменить позу. Но в том, как девушка прижималась ко мне, было что-то такое, отчего я боялся неловким движением потревожить ее. И я остался сидеть с затекшей рукой, надеясь, что вскорости мы куда-нибудь да доедем.

Мысли мои вернулись к Валери и сделались невеселыми. Я сжимал ее изможденное тело, вдыхал запах ее волос — и это было амбре, которое не возьмусь описать, но замечу, что оно не поднимало настроения и любовный пыл никак не пробуждало. Я не мог удержаться от гримасы отвращения и сидел, сморщившись, пользуясь тем, что Валери не видит моего лица. Наверно, мне нужно было что-то сказать ей. Что-то, что говорят в таких случаях, но я не мог заставить себя вымолвить ни слова.

Конечно, можно обвинить меня в низменных чувствах. Да я и сам винил себя в малодушии, и стыдился этого, но хоть убей, а казалось мне, что не может в этом изможденном теле жить душа той женщины, которая единственным взглядом свела меня с ума. Женщина, прижимавшаяся ко мне, пока безумный кучер погонял лошадей, была жалкой. И выглядела так, будто сама признавала свою жалкость, и этим вызывала еще большую неприязнь.

Больше всего мне хотелось отстраниться от нее, крикнуть кучеру, чтоб остановился, и, извинившись, навсегда покинуть экипаж. Но конечно же я не поддался этому порыву. Я обнимал Валери и убеждал себя в том, что она поправится, вновь превратится в прекрасную проказницу, которая сведет меня с ума, и мне придется со стыдом вспоминать эти минуты.

Я закрыл глаза, стараясь вздремнуть или хотя бы ни о чем не думать.

Кони мчали без устали. Иногда слух улавливал еще чей-то топот, доносившийся сзади. Хотелось выглянуть, чтобы посмотреть, кто там сопровождает нас, но я не мог этого сделать, не потревожив девушку. Прошло, наверное, несколько часов, прежде чем возница заставил лошадей перейти на шаг. Я было обрадовался, решив, что путешествие подходит к концу, но ошибся. Мы свернули с тракта. И едва поворот остался позади, как кони опять поскакали галопом. Дорога забирала вверх, из-за чего карета накренилась и Валери навалилась на меня, чем доставила мне новые неудобства, причем не столько тяжестью, сколько своей костлявостью. Поневоле отвратительные мысли вернулись ко мне. Я проклинал всех тех, кто втянул нас в эту историю. Я ненавидел их за то, что они словно опустошили мою душу, не оставив мне сил простить возлюбленной ее жалкий вид. Я чувствовал себя ребенком, который за угощение проделал сложное физическое упражнение, получил в награду конфекту, а под праздничной обверткой вместо шиколата обнаружил собачью какашку.

Я вновь закрыл глаза и призвал на помощь Морфея. Мне удалось на короткое время забыться.

Когда же я очнулся, уже светало, и я мог разглядеть пейзаж за окном. Выглядел он удручающе. Мы ехали через безжизненный лес. Я не слышал ни пения птиц, ни стрекота насекомых. Не было подлеска, а земля была такой черной, что и представить невозможно было какой-либо жизни на такой земле. Даже громадные, мрачные дерева казались декорациями, поставленными для устрашения. Недобрые подозрения пришли мне на ум.

— Валери, куда мы едем? — спросил я.

— Мы почти что добрались до места. Потерпи несколько минут, — молвила она.

Мне почудилось, что голос ее стал еще слабее.

Лес кончился, мы выехали на плато. Вдалеке в предрассветной дымке проступали контуры новой горной гряды. В нос ударил запах золы и серы. Земля вокруг была черной, словно в недрах ее имелись богатые залежи угля, а сверху грунт за миллионы лет перемешался с угольной пылью. Копыта лошадей теперь не стучали по упругой, утоптанной дороге, а чавкали; движение кареты замедлилось; из этого я заключил, что земля на плато еще и сырая. Иными словами, это был не тот край, где, вернувшись с прогулки, можно пройти в гостиную, не сменив обуви. Я заподозрил, что мы направляемся в дом, в котором провели два счастливых месяца во время моего прошлого визита в Траумляндию. Но затем отбросил эту догадку. Во-первых, окружающий пейзаж, сколько я ни старался, не вызывал ни воспоминаний, ни каких-либо ассоциаций. Во-вторых, тот дом находился где-то вблизи Меербурга. И хотя четверка коней всю дорогу неслась во весь опор, все же мы оставались ближе к Траумштадту. Как-никак Мэри-Энн понадобилось несколько дней, чтобы доставить меня на крышу Шлосс-Адлера. Вспомнив аэронавтессу, я перестал ломать голову над тем, куда везет меня Валери, и начал мечтать о том, как было бы хорошо, случись, пролетал бы над нами «Бобик» и мадемуазель Жанета забрала бы меня с собой.