Борис Царегородцев - Второй шанс адмирала Бахирева

Дальше – страшнее, еще миллионы трупов. В 1939-м Германия развязала новую войну, еще более страшную и кровавую. Все сходятся во мнении, что она стала продолжением августа 1914 года. Немцы решили взять реванш за унизительный финал этой войны, когда они много чего потеряли. Правда, это уже другая история и случится еще не скоро. Хотя, если удастся ее немного изменить, в первую очередь предотвратить раскол общества, не допустить отречения Николая, довести войну с Германией до победы, а она обязательно наступит, тогда все, что произошло в моей реальности, может, и не случится, поскольку будущее России изменится к лучшему.

– Расскажи-ка мне о предстоящем выходе. Ты упомянул о бое, вот и расскажи, что знаешь.

– А, понятно. Тебе о бое конкретно? Что ж, изволь. Этот бой в наше время считается упущенной победой. Перестраховался ты немного с определением сил противника и упустил крупную победу.

Если бы кто-то посмотрел на то, как я разговариваю сам с собой, подумали, что адмирал спятил или его после вчерашнего чрезмерного возлияния посетила шустрая лесная зверушка – белочка.

Я начал передавать информацию, которую знал. Все касаемо той войны, революции и ее последствий. Особо подчеркнул, что от бездействия линкоров, простоявших почти всю войну в базе, будет много проблем. Нет, не с самими линкорами, а с их экипажами, которые от безделья подались в политику. Вот если бы эти корабли хотя бы изредка выходили в море, одержали там маленькую победу, пусть ничего не значащую в масштабах войны, возможно, они бы по-другому смотрели на эту войну. А так началось брожение среди матросов – одни выступали за прекращение войны, хотя почти всю войну пробыли в базах и, по сути, об этой войне ничего не знали. Другие хотели отсидеться за спинами товарищей и воевать не хотели. Третьим – да просто глотку подрать. Были и такие, что призывали за войну до победного конца, но в семнадцатом таких в экипажах линкоров было меньшинство.

Потом рассказал все, что знал как о его судьбе, так и некоторых сослуживцев. Было еще много всякой полезной информации. Потом пошел обратный процесс передачи его знаний в мое сознание. Произошел обмен информацией, наши сознания слились. Теперь мы были одно целое, со знаниями двух разных людей, двух эпох.

После того как в голове все устаканилось и пришло к логическому завершения, именно с этой секунды история этого мира начала пробивать себе новую дорогу.

«В горле что-то пересохло после всего этого, не помешает чайку попить», – возникла сразу мысль в моей голове.

– Эй, есть кто живой? Вестовой, каналья! Спишь.

– Никак нет, ваше превосходительство, – ответил появившийся матрос.

Он стоял около двери, вытянувшись в струнку. Было видно, что не первого года службы, на вид лет сорок, с нашивками старшего унтер-офицера морской службы (боцманмат). В сознании, по подсказке хозяина тела, всплыла фамилия Качалов, да это же мой вестовой.

– А по твоей, братец, роже видно, что дрых. Ладно, сделай-ка мне чайку, да покрепче.

Качалов так удивленно на меня посмотрел, пожал плечами:

– Будет сделано, ваше превосходительство.

Это потом я понял, почему так посмотрел на меня вестовой, обычно после хорошей выпивки я требовал не чаю, а рассолу или стакан вина. Через пару минут появляется. В руках поднос со стаканом чаю в подстаканнике, сахаром, наколотым мелкими кусочками, и тарелочкой со сдобными булочками. Чай я пил, как привык в своем времени, то есть с тремя кусочками и не вприкуску, как принято в этом времени, а растворив, и закусывая булочками.

«А булочки тут бесподобные, не то что наши резиновые или недопеченные. Сразу понимаешь, что все они сделаны руками и с душой, а не бездушной машиной», – отметил я первое различие наших миров.

Попивая чаек, я начал планировать свои действия на будущее, пока нахожусь здесь.

Первое: во что бы то ни стало одержать более весомую победу, чем в той реальности, после чего появится больше шансов изменить дальнейший ход истории.

Второе: написать докладные записки – одну адмиралу Григоровичу о реорганизации флота, другую командующему.

Третье: составить полный отчет Николаю II о том, что ждет страну, его самого вместе с семьей, если он будет продолжать в том же духе и не возьмет на время войны власть в свои руки, и как это сделать. Очень мне хотелось, чтобы не было последующих семидесяти лет крови, боли, унижения, разрухи, застоя. Ведь все равно почти все вернулось на круги своя, но страна многое потеряла. Теперь догонять и догонять. Самое обидное: мы уже находились на пороге победы в этой войне, еще год бы потерпели, и война закончилась поражением Германии. А так лавры победителей достались западным союзникам. Нам же – Гражданская война и разруха. Вот это я и хочу предотвратить.

Итак, сегодня, как я успел заметить, 17 июня 1915 года, и подготовка к выходу в море должна уже закончиться. Сейчас бригада должна догрузиться углем, получить последние уточнения касаемо предстоящей операции и к вечеру выйти на рейд Пипшер.

Стоп. 17 июня, а что у нас 17-го числа? Вот черт! Так еще сегодня у меня – у нас – день рождения. Вот ведь козлы, подгадали начало операции на такой день. Кто это так решил на мне отыграться? Ах да, это же не наши. Это же Вильгельм на завтра смотр в Киле своему флоту назначил. Похоже, поэтому-то я и отметил свой день рождения в ночь на 17-е. И видно, неплохо погулял. Я хоть не один был или один? Что-то опять мой сосед молчит, нет чтобы подсказать, с кем это я так надрался. Может, Прохора расспросить. Хотя нет, не буду, но с этого дня пьем только по минимуму и по великим праздникам.

Пока время позволяет, надо самому вспомнить все, что читал о последовательности той самой операции в моей реальности, и подкорректировать ее с учетом тех знаний из будущего в свою пользу. Вот только надо Прохору наказать одно поручение.

– Прохор, – позвал я своего вестового.

– Звали, ваше превосходительство?

– Да. Мигом предупредишь меня, как только прибудет катер со штаб-офицером. Договорись с сигнальщиками об этом.

– Будет сделано, ваше превосходительство?

На эту умственную работу у меня ушло более часа напряженной работы нейронов в сером веществе, которое, как я полагаю, находилось в моей голове. Ой! Извиняюсь, это не моя голова, а голова моего объекта, в которую я попал на подселение. Тут раздался стук в дверь, прерывая мои размышления о превратностях судьбы и планах на будущее.

– Войдите!

И тут же нарисовался вестовой Качалов.

– Ваше превосходительство! Вы просили предупредить вас в тот же миг, как только подойдет катер с берега со штаб-офицером. Он подходит.

– Так, братец, пригласи-ка ко мне флагманского штурмана Крыжановского, чтобы был у меня через десять минут. И как только освободится Павел Михайлович, пусть также зайдет ко мне.