Юлия Федотова - Опасная колея

Ивенский утомился уговаривать: «Ни в чём вы не виноваты. Да, у неё чёрное сердце фанатичной заговорщицы. Нет, она не была околдована и поступала по своему собственному разумению. И всё она прекрасно поняла, вы были вполне доходчивы… Почему хотела нас убить? Вообразила, что мы единственные, кто знает её тайну. Убила бы, тела спрятала — и концы в воду… А от бегства отказалась потому, что считала нужным оставаться на родине. Должно быть, не знала, что Кощей уже убит, её услуги архату больше не потребуются… Ну, и что изменилось бы, если бы вы ей об этом «сразу сказали»? Неужели вы готовы связать свою судьбу с женщиной, способной хладнокровно прикончить вас в любую минуту? Даже к лучшему, что нам открылось её истинное лицо…

И не надо ходить к ней в лазарет, её ещё не расколдовывали… Да, узнавал: на той неделе, не раньше… Нет, живая вода не поможет, она лечит болезни, а не чары, и вообще, не исцеляет грешников. Да и не о чем вам с ней говорить, только сильнее расстроитесь… Нет, сможете. Живут люди и с разбитым сердцем, я сам тому, простите за каламбур, живой пример… Забудете рано или поздно, уж поверьте… Нет, спасать её снова мы не станем, первого раза было достаточно… Ну, хорошо, одну встречу я вам устрою, когда очнётся. Но не раньше, чем изловим архата. Так что работать, работать, это в ваших же интересах… Как — что делать? А Паврин и Мыльнянов? К ним мы, хвала богам, нежных чувств не питаем. Найти, взять, допросить по-хорошему!.. Ого, ещё как скажут! Все говорят, когда допрашивают по-хорошему!.. Как искать? Тит Ардалионович, ну что вы как маленький? Право, вы стали туго соображать на нервной почве! Надо разослать запросы по университетам, оккультным училищам и прочим учебным заведениям, где готовят колдунов либо магов… Ничего не сто лет! Составьте текст запроса, отнесите Мерглеру, он сделает, что нужно.

Текст запроса Удальцев составлял ровно три часа — мысли постоянно куда-то уплывали, путались. Роман Григорьевич его не торопил — занят делом, почти не плачет больше, не винит себя облыжно — и то хлеб. Тем более, что то же самое поручение было дано Листунову. Пальмирец справился с ним в считанные минуты, и из Хазангского университета уже пришёл ответ: Паврин Модест Матвеевич числился студентом выпускного курса факультета теоретической и прикладной магии. К тому часу, когда эпистолярное творение Удальцева, густо пестреющее помарками и слегка окроплённое слезами, легло на стол удивленного господина Мерглера (Роман Григорьевич как раз отвлёкся и не успел вовремя перехватить), хазангская полиция уже получила приказ о поимке опасного заговорщика.

На след Георгия Эпафродитовича Мыльнянова удалось выйти через два дня, хотя он-то поживал здесь же, в Москов-граде, изучал тайные науки в стенах Императорского Московградского университета. Но университетское руководство выдавать своего студента Особой канцелярии не спешило, помог тайный осведомитель.

Задержание прошло гладко: заговорщика взяли на улице, когда тот выходил из булочной. Налетели дюжие городовые, с ног до головы увешанные охранными амулетами, схватили, скрутили, повалив лицом в снег, окунули руки в чернила (это уж Роман Григорьевич, наученный горьким опытом, позаботился уничтожить опасные символы столь радикальным способом — не с мылом же было заговорщику ладони отмывать), потом надёжно связали за спиной, чтобы чародействовать не мог.

В доме арестованного, точнее, в крошечной съёмной комнатушке на Капищах, родной сестре той, что занимал агент Удальцев, было обнаружена чёрная книга с запрещёнными заклинаниями, заговорённая куриная кость под порогом и свежий настой аронника в ночном горшке под кроватью. «Другой тары у него, что ли, не нашлось?» — брезгливо скривился Роман Григорьевич, а Тит Ардалионович, улучив момент, с нездоровым злорадством опрокинул упомянутый сосуд над мыльняновской постелью, за что и получил крепкий нагоняй от господина Мерглера, ничуть, впрочем, агента Удальцева не смутивший. Вот если бы непосредственный начальник его выбранил — тогда другой разговор. Но Роман Григорьевич и не думал ругаться, наоборот, сочувственно вздохнул: «Ну, что ж, если вам от этого легче…» Значит, повода для расстройства не было.

…Они были похожи, как два родных брата: оба высокие, сутулые, с волосами до плеч, как это принято у юношей магического сословия, с одухотворённо-измождёнными лицами и лихорадочным блеском в очах. Паврин ещё и покашливал — уж не чахотка ли?

Сначала каждый долго и глупо отпирался: знать ничего не знаю, ведать не ведаю ни о заговоре, ни о Бессмертном, на Рюген ездил за тайными знаниями и колдовскими субстанциями. Пришлось вызвать нижних чинов с солёными розгами и кобылой [63] Кобыла — особая скамейка для экзекуций — для начала. Хотя, в арсенале Особой канцелярии имелись и более действенные средства для развязывания языков — за это её и не любили в народе, и боялись — Роман Григорьевич что-то не спешил к ним прибегать. Поэтому дух Модеста Паврина остался несломленным.

Однако, Георгий Мыльнянов получив некоторое количество ума через задние ворота (заметим: небольшое, не столько «ворота» пострадали, сколько гордость), повёл себя почти так же, как в своё время Серж Таисьев, разве что более сдержано, без агрессивных магических выпадов и истерик: признал все факты, но не признал своей вины. Разве это преступление — радеть о благе несчастного Отечества, которому предсказано быть в скором времени растерзанным нигилистами? Они лишь исполняли свой сыновний долг пред ним, они пошли на крайние меры, чтобы не допустить ещё худшей беды, чем та, что принёс Бессмертный. Полтысячи солдат полегло — эка невидаль! На то они, солдаты, и нужны. Любая война уносит в сотни раз больше жизней, однако, правителей и военачальников отчего-то никто потом не судит и не ссылает в Сибирь. Царскую дочь похитили — подумаешь! Доподлинно известно, что с пленницами своими Кощей обращается достаточно бережно, ни одна серьёзно не пострадала. Двух ведущих магов зарезали — это и вовсе пустяки, из-за собственной корысти господа пострадали, туда им и дорога. Зато теперь Россия свернула со страшного пути, уготованного ей злой судьбой, и прийдет день, когда благодарные потомки по достоинству оценят деяния трех патраторов, положивших свои молодые жизни на алтарь благоденствия и процветания своей родины, а также великого архата, вдохновившего их на подвиг…

Это было старо, знакомо и скучно. Роман Григорьевич пытался слушать внимательно, но от возвышенных речей разболелась голова, и настал момент, когда он совершенно ясно увидел обрюзгшего и располневшего Мыльнянова, лежащего в сточной канаве с простреленным лбом и вывернутыми карманами. Увидел и Паврина, тоже немолодого, но ещё более тощего, чем теперь: он стоял, на коленях у задней стены длинного и приземистого деревянного строения и жадно поедал картофельные очистки, выуживая их из слитых в снег помоев… Какое уж тут благоденствие и процветание! Непохоже, чтобы Россия куда-то успела свернуть. Неужели, слишком рано прикончили Бессмертного? Или…