Игорь Николаев - Триарии

Впрочем, экстатическое переживание длилось от силы несколько мгновений, а после уступило место деловитой решительности. «Черные» были великолепны, но они угрожали упорядоченному ходу вещей в дивизии, и это следовало так или иначе прекратить. Томас с видом праздной небрежности облокотился на стол, сделав незаметный жест.

Черный клин мерно топоча высокими ботинками с подковками на подошвах двинулся к центру зала, устремившись вершиной прямо к столу нобиля. Бррррум, бррррумммм - грохотали подковки по деревянному полу. Ягеры - и «римляне», и «вавилоняне» - оставляли выпивку с прочими развлечениями, понемногу стягиваясь вокруг «братьев». Не доходя трех шагов до стола, черный клин остановился, без видимой команды, как единый человек в пятнадцати лицах.

Оберфельдфебель сумрачно обозрел зал, демонстративно, неспешно, брезгливо кривя губы.

- Мое почтение, - низким, басовитым голосом произнес он, обращаясь вроде бы к Томасу, но старательно смотря поверх головы нобиля. – Прошу прощения за то, что не приветствовал по форме, но как я слышал, здесь все очень… - тонкие губы скривились еще больше. – Очень неформально и просто? Все обращаются друг к другу на «ты» и даже панибратски хлопают офицеров по плечам?

Среди ягеров прошел легкий шумок и зловещее перешептывание. Полукруг вокруг клина «черных» стянулся, охватывая, как стая гиен. На бесстрастных лицах панцерпионеров не отражалось ни единой эмоции.

- Да, здесь такое в порядке вещей, - медленно проговорил Томас, постукивая по столу фалангой согнутого пальца, словно оттеняя каждое слово. – Но такую привилегию предстоит сначала заслужить.

Нобиль склонился вперед, испытующе глядя на собеседника. Тот возвышался над худощавым седовласым Фрикке, как осадная башня.

- Вы пока – не заслужили, - веско закончил Томас.

«Черный» усмехнулся, неприятно, с видом собственного превосходства, глядя на нобиля сверху вниз.

- А мы должны что-то «заслужить» у этого сброда? – с плохо скрытой, точнее совсем не скрытой издевкой спросил оберфельдфебель. Подумал пару секунд и добавил. – Или у того, кто добровольно опустился до их уровня?

Слово было сказано, вызов брошен. Без паузы и промедления Томас резко щелкнул пальцами, и ягеры бросились на черных, как стая волков – все сразу, молча, в едином порыве, едва ли не клацая зубами от ярости.

Панцерпионеры были вполне готовы к такому повороту, собственно, ради него они и явились. Но молниеносная и слаженная атака все же оказалась слишком быстрой и неожиданной. Хотя клин и свернулся почти сразу в плотный круг, однако, трое или четверо людей в черной форме с ходу оказались сбиты с ног, задавлены числом и натиском. Но «черные» не дрогнули, приняв бой и отбиваясь с большим искусством. Они дрались с той же молчаливой решимостью, с какой пришли, без слов, понимая друг друга с полувзгляда. И ягеры один за другим разлетались в стороны под ударами тяжелых кулаков. Пытавшихся пройти по нижнему уровню встречали коваными ботинками, ломая ребра и челюсти. Но и ягеры не отступали, добирая нехватку веса и техники численным перевесом. Снова и снова они бросались на противников по трое-четверо за раз, пытаясь разбить вражеский строй или хотя бы выдернуть из него отдельного бойца. Иногда удавалось, чаще нет, но атаки шли одна за другой.

Все с той же ленивой небрежностью Томас наблюдал за побоищем. За окном послышался нарастающий топот множества ног, перемежаемый воплями «бей черную сволоту!». В отдалении гнусаво завыл тревожный «галльский» рожок, которым пользовались панцерпионеры. Битва грозила одним скачком выйти на новый уровень.

Томас вновь щелкнул пальцами и негромко произнес:

- Достаточно.

И ягеры все, как один, уподобились марионеткам, у которых одним движением ножниц разом обрезали все ниточки.

Крепко побитые, в разорванных тогах, покрытые синяками и кровоподтеками они рассыпались в стороны, открывая взору сильно прореженных, но непобежденных «черных». Противники тяжело дышали, сжимали окровавленные кулаки и мерили друг друга злобными взглядами. На полу стонали и пытались ползти те, кто уже не мог встать. «Волки» споро растаскивали своих раненых, «черные» затащили собственных пострадавших в середину строя.

За окном что-то коротко пролаяли, неразборчивую команду, прогремела длинная очередь из пулемета. В дверях не появился ни один человек. Полуживой адъютант сжался на стуле, руки он положил на стол, как бы подчеркивая спокойствие, но белые от напряжения костяшки пальцев выдавали крайнее смятение.

Томас встал, легко подпрыгнул на месте, в боксерской манере, качнулся из стороны в сторону. Сделал несколько быстрых, летящих шагов и оказался лицом к лицу с оберфельдфебелем.

- А чего стоишь ты? – легко и почти весело спросил он.

Пионер смерил взглядом противника, хотел было что-то сказать, но Томас молча указал пальцем на его нашивку в виде щита, а затем хлопнул себя по затылку. «Черный» нахмурился, на его лице отразилась сложная смесь эмоций, от недоверия до какого-то братского признания. Нашивка была признаком особой отметки – золотой пластины, вживленной в основание черепа, высшей награды, выдаваемой за особые заслуги перед Нацией или феноменальное мужество в бою. Сам Томас получил такую, когда организовал похищение профессора Айнштайна, сумев договориться с некоторыми глупцами из американского истеблишмента, считавшими себя особо дальновидными и расчетливыми.

Решившись и признав в нобиле равного, пионер без лишних слов и промедления принял боевую стойку и двинулся по кругу, словно обходя противника. Он был хорош, очень хорош – высокий, подтянутый, массивный, но притом быстрый. Хорошая, грамотная стойка выдавала опытного бойца. Томас вдохнул полной грудью, наклонил голову, прижав подбородок к груди, и так же сделал шаг.

Сколько Фрикке себя помнил, он никогда не боялся рисковать. Томас был безжалостен ко всем, и в первую очередь к себе, но в то же время абсолютно верил в свою силу и исключительность. Там, где другие начинали колебаться и подсчитывать шансы, теряя время, он шел напролом, не оглядываясь и не сожалея. Прочие отступали или погибали. Он – побеждал, потому что иначе просто не могло быть.

Поэтому нобиль без тени сомнений вышел против панцерпионера, небрежно отметя все мысли о своем возрасте и иных недостатках.

Оберфельдфебель сделал только одну ошибку, он решил не очень больно бить собрата по золотому знаку. Первый удар пионер нанес вполсилы, полураскрытым кулаком, чтобы просто сбить с ног и завершить схватку. Здоровенная рука полетела в лицо невысокому, щуплому по сравнении с «черным» противнику, но каким-то образом лишь мазнула по скуле. Затем руки бойцов на мгновение сплелись в странный узор, Томас сделал сложное и слитное движение, одновременно шагая вперед, чуть приседая и разворачиваясь на левой ноге. Его ладонь с выпрямленными и сжатыми пальцами мелькнула быстрее мысли, впечатываясь в правое подреберье противника. Как ужалившая змея, нобиль мгновенно качнулся назад, разрывая дистанцию и уходя от возможного ответа, но в этом уже не было нужды. Гигант остался стоять на месте, сложившись почти пополам, его руки безвольно упали, из горла вырвался надрывный хрип. Затем оберфельдфебель повалился на колени и, скрючившись, рухнул, как подрубленное дерево, свернувшись гусеницей и жадно хватая воздух ртом. На подбородке выступила кровь. Ягеры завопили от восторга, скандируя «Но-биль! Но-биль!», из уст панцерпионеров вырвался слитный вздох немыслимого удивления.