Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!

Мне отчего-то светло и весело. Обменянное серебро приятно отягощает пояс, мне мнятся разнообразные колюще-режущие предметы, стрелы с серебряными наконечниками, целая оружейная комната, заставленная копьями, алебардами, палашами — и все с серебром!

Уже почти оказавшись в лесу, Иштван вспоминает:

— Папаша ругаться будет — про сапоги-то я забыл! Да и черт с ними, нам поспешать нужно! Как бы разбойничкам не попасться.

Мне это непривычно — бояться людей, а не Анку. В Хармане я мог бы выложить деньги перед собой на большое блюдо и везти через всю страну, не скрываясь — никто бы и не подумал, что можно их отобрать.

Ну и разумеется, всегда так происходит, что когда чего-то боишься — оно непременно случается.

На дороге нас ждут — два заросших бородами громилы с вилами. Он и незаметно поднялись с земли. На одежде висят веточки, куски дерна — в паре шагов проедешь от такого, когда он лежит на земле, и ничего не заметишь.

А за спиной — еще парочка. Тоже звероватого вида. Морды раскормленные, наглые.

Мы останавливаемся от передних в двадцати шагах, кажется наш Конь испугался еще больше нас.

— Что везем? — орет один из бородатых.

Иштван вместо того, чтобы смиренно отвечать, как и положено юнцу перед бывалыми бандитами, деловито снимает свой уродливый лук, вставляет в него ублюдочную стрелу, и, нисколько не заботясь о прицеливании, просто выпускает ее в сторону разбойников.

Я понимаю, что теперь нас живыми точно не отпустят, лезу за тесаком, чтобы подороже продать свою шкуру, но с удивлением замечаю, как бородач вскидывает руки к лицу — в его глазу торчит и дрожит оперенная ветка! Он начинает падать на колени, а второй разбойник перехватывает вилы поудобнее и устремляется к нам!

А с лука Иштвана уже срывается вторая — последняя — стрела, бьет мужика в раскрытую пасть и пробивает его насквозь! Просто заточенная ветка! Он падает на спину, сучит ногами и клокочет горлом что-то непонятное. Я протираю глаза, не в силах поверить в такое чудо, а Иштван уже лупит пятками в живот Коню и у того словно крылья вырастают — мы мгновенно уносимся с места короткой стычки под гневные крики оставшихся на дороге разбойников.

— Как? Как ты это сделал? — во рту полощется набегающий ветер, но откладывать вопрос я не могу — очень уж любопытно.

— Так высокая госпожа меня даром наделила, — сообщает мне простую правду Иштван и довольно щурит глазки. — Вишь как работает? Не зря весь день за собой таскал. А ты ничего, не испугался. Драться собирался?

Я мрачно киваю, подсчитывая свои шансы на успех в этом безнадежном сражении, и выходит у меня, что против четверых мужиков я бы не потянул даже вооруженный до зубов.

— А чем дрался бы? У них же вилы. Разом тебя насадили бы на них — вот и вся драка.

Конь потихоньку замедляется, да и нет уже надобности в скачке: разбойники остались в начале леса, а мы уже миновали его конец и начали подъем.

— Поглядывай назад, — предупреждаю спутника. — А то бросятся в погоню.

— Эти-то? Не, до маяка им нас уже не догнать. А если нападут на маяк, купеческий дознаватель их сварит в масле, но перед этим спустит шкуру — чтоб другим неповадно было. У папаши хоть и небольшое жалование от городского Совета, но зато гарантия неприкосновенности. Ведь если корабли начнут биться о скалы потому что папаша где-то с перерезанной глоткой валяется, городской старшине это не понравится?

— Наверное, — соглашаюсь, а сам думаю, что в Хармане вообще бы никому в голову не пришло отбирать силой что-то у соседа.

Чешу затылок и потихоньку начинаю сомневаться — так ли уж вредны Анку, как я себе вообразил?

— Наверное, так, — повторяю не придя ни к какому выводу в своих раздумьях.

А сам достаю полюбившийся тесак, который все время так и болтался под курткой на веревке.

— Хоро-о-о-шая штучка, — Иштван тянет к нему свои лапы, и я не отказываю.

Он трет лезвие рукавом, смотрит на серебряные узоры с обеих сторон, цокает языком и даже пару раз машет клинком, будто бы разрубая подступивших врагов.

— А ты им владеешь? — спрашивает.

Я пожимаю плечами:

— Чего там владеть? Размахивайся да руби.

Иштван передает мне тесак и заявляет:

— Так только мясники делают. В прошлом месяце ездили с папашей в город, там давали представление четыре поединщика. Ну, знаешь, такие, из свободных. Кампионы. Что они вытворяли своими мечами! Вот если бы высокая госпожа наделила меня таким умением — я бы этих разбойничков в мелкие лоскуты посек даже с коня не слезая!

Я в этом сомневаюсь, но вслух ничего не говорю. Как можно одному выйти против четверых? Пока размахиваться будешь — уже вилы в боку почувствуешь, а с таким подарком жизнь долгой не бывает.

Но Иштвану неведомы мои сомнения, у него появляется вдруг идея!

— Точно! — кричит он мне в самое ухо. — У меня же есть целых три сольди! Завтра поеду в город, пойду к сиру Берже в ученики, научусь сносно фехтовать — денег как раз на три месяца занятий, да и наймусь в солдаты к князю! С моим-то умением стрелять из лука я быстро все отработаю! За три года скоплю на какой-нибудь домик в столице, найду себе девицу с богатым приданым, заживу! Скорее бы завтра наступило и…

— Научишься чего делать у сира? — обрываю его мечтания.

— Фехтовать, — поясняет Иштван. — Благородное умение вести бой на мечах называется фехтованием. Этому учат в специальных школах. Правда, берут туда все больше благородных. Да ты совсем дикий, если такого не знаешь? Видать в подземных Сидах всю жизнь провел?

Я сроду ни о чем таком не слышал. У нас нет никаких фехтовальных школ. Видимо за ненадобностью. На ножах люди вроде Гууса Полуторарукого случается и дерутся, а вот чтобы на мечах… С кем сражаться-то на мечах? Между собой? Победитель все одно отправится кровососов кормить. Или с кабаном на охоте? С Анку? Вдвоем навалятся — никакое умение не поможет. Но против одного, если умеючи… Можно и подраться. Карел таскал с собой шпагу, но я готов поручиться, что все, что он мог делать — носить ее важно и размахивать ею во все стороны как ветряная мельница. Как размахивал бы и я.

— Хотел бы я иметь такое умение, — срывается с языка.

— Так ты у высокой госпожи попроси! — беззаботно советует мальчишка. — Или ты уже что-то попросил? Тогда плохо, сказывают, что дар может быть только один.

Весь оставшийся путь мы рассуждаем о славном будущем Иштвана. Он видится себе уже убеленным сединами маршалом, принимающим парад королевских полков, и в тот самый момент, когда благодарное население решает его избрать королем вместо скончавшегося бездетного монарха, мы останавливаемся перед маяком. В небе уже заметно темнее, и по времени должна бы наступить ночь, но в этом мире все не по-человечески — даже ночь светлая. Не сравнить с Харманской теменью. Под здешней ночью можно в кости играть и все выпавшие очки будет видно без свечей.