Сергей Калашников - Вожак младшей стаи

— То есть, мне лучше поступать в Плёткино? — рассудительно произнёс родной брат и олух царя небесного.

— А мы будем учиться на повара, — сразу за всю четверню отчиталась Аня Грачёва.

— Рыбака, — продолжил перечисление Мик.

— Теннисиста, — подключился к повествованию Павлик.

— Продавца в магазине игрушек, — завершила формулировать общее решение Леся.

Взрослые едоки захрюкали в тарелки.

Тихий тёплый вечер. Окно в торце длинной узкой комнаты выходит в сторону океана. Оно сейчас в тени. Утренний бриз давно иссяк, а вечерний пока не собрался с силами, отчего трогательные домашние занавески в мелкий цветочек даже не шелохнутся.

Три письменных стола вытянулись в одну шеренгу. Пристроенные на них проекторы создают на белой стене изображения: кадры хроники, тексты докладных, ленты новостей. Два мужчины, оба в тех годах, когда обсуждают проделки внуков, вчитываются в строчки и вглядываются в картинки, иногда перебрасываясь словечком-другим.

— Жень! Опять всё сходится, — произносит тот, что ближе к окну.

— У меня тоже сходится. Но я точно знаю — это неправильно. Или случайное совпадение, или нас кто-то пытается водить за нос. Понимаешь, Кузьма, ну невозможно это, чтобы по столь прозаическому поводу, как загородная прогулка одной группы детского садика, к нашей всеми забытой планете со всей галактики послетались наблюдатели.

— Ты не лозунгуй, а обосновывай, товарищ генерал. Тебе мокко, арабики или местного?

— Давай-ка местного отведаю наконец. Ты-то всегда его себе завариваешь. Кстати, почему?

— Я этому сорту, в какой-то мере, крёстный. Мы тогда только приехали на Прерию. Стёпка в школу ходил, а я немного скучал по Земле, по радостям большого города. Ну и попросил курьера, что мотался в управление колонизации, привезти семян кофе, какие сможет раздобыть в метрополии. Была у меня мысль развести тут плантацию и сделаться взаправдашним фазендейро.

Так вот — в космопорте ту коробку у курьера слямзили. Он ведь всё внимание уделял кейсу с почтой, а за багажом приглядывал только слегка. Не скажу точно, сколько лет с той поры прошло, а только в забегаловке у дяди Фомы стали подавать какую-то незнакомую бурду под названием «местный кофе». Решил выяснить, что к чему. Прихожу, сажусь за столик, заказываю. Самого-то хозяина не было. Сынок его Федот меня обслуживал. Давай я его расспрашивать и смотрю — толковый малец. Про покражу-то он не в курсе был, какая из банд умыкнула коробку, а только перекупщик местный добычу как раз к ним и принёс.

А дальше — хорошо, что я сидел, а то бы точно свалился. Оказывается, они её оттаранили на селекционную станцию к тётке Алевтине. Ну, вырастили там семена, и давай распространять по хозяйствам. Я тогда немного головой поплыл, когда сообразил — у местных тут масса вопросов крепко схвачена и подход к делу в этой мафии государственный.

— Постой, Кузьма! — прервал коллегу Евгений Иванович. — Ты задолго до событий знал о том, что на Прерии существует подпольная организация? И никого об этом не поставил в известность?

— А не о чем было извещать. Ни митингов, ни собраний, ни программы — ни одного признака, который можно было бы принять во внимание. Десятка три старых товарищей ещё со времён кризиса, когда тут полная задница была, помогают друг другу. У каждого какое-то дело или посёлок под рукой. Туда доски, сюда мука, здесь начали гвозди делать, там — спички. Один на Лесопилке сидит большим куркулём, другой заделался небогатым нефтепромышленником, третий — юристом всея Прерии, а четвёртая торгует вразнос с вертолёта по селениям от Большого Хребта до Янтарного Моря. Сами живут, другим дают, властям не мешают.

— Ну, знаешь! Хотя, ты ведь всегда больше по хозяйственной части специализировался, а о вопросах безопасности представление имеешь только самое общее. Впрочем, не важно. Так как это может повлиять на интерес со стороны Иных?

— Уже после войны проявилось, что эта организация имела заметно более широкий профиль, чем думалось поначалу. И располагала весьма серьёзными средствами. Семеноводческие фермы оказались небольшими, но хорошо обеспеченными научными лабораториями, преимущественно биологической направленности. В ремонтных мастерских действовали крошечные ученичества, дающие подготовку соизмеримую с колледжами или техникумами. Там же были организованы и многие важные производства, в небольших объёмах правда.

Главный же вывод, к которому я пришел — аборигены ни на йоту не доверяли центральной власти и создавали тут на планете свою собственную экономику. Примитивную, отсталую, но действующую независимо от глобализированной экономики внешнего мира. Учитывая дороговизну перевозки товаров через космос — действовали они не в убыток себе. Хотя, основной посыл при этом был не в стремлении к получению прибылей, а в страховке на случай, если мать-Земля опять бросит на произвол судьбы своих сыновей-дочерей.

А теперь погляди на историю наблюдений за проходимостью радиосигналов — аномалии фиксировались всё чаще и чаще по мере того, как аборигены создавали здесь производства. Потом, перед трёхдневной войной, интенсивность их возросла, но некоторое время в наблюдениях был перерыв из-за нарушения связи. И тишина.

— Хочешь сказать — инопланетяне интересуются нашими проблемами? — генерал Русаков насмешливо посмотрел на Кузьму Ивановича Асмолова — отца Стёпки — тирана и деспота всея Прерии.

— Их интересуют события определённого рода, Женя. И события эти каким-то образом связаны с деятельностью твоего приёмного внука, потому что они явно нарезают вокруг него круги. Закрыть на это глаза потому, что этого не может быть потому, что этого не может быть никогда?

— Ладно, Кузьма, не горячись. Я и сам чую, что к этому дело и идёт. Но с чего бы это они так заинтересовались дошкольным воспитанием?

— Начнём с того, что это самое дошкольное воспитание уже у самих аборигенов традиционно на высоте. Основы их системы сложились ещё в период выживания людей после катастрофы в Высоцке, когда толпы беженцев валили через прерию, имея только то, что было на них в момент взрыва. Все сплошь — горожане, не представляющие себе, как выжить среди дикого зверья. Немногочисленные фермеры, селившиеся к востоку от тогдашней столицы планеты, да крошечный гарнизон военной базы — вот и всё, что в тот момент оставалось не порушенным. Метрополия тогда рухнула в пучину кризиса и никак не пыталась на всё это повлиять.

Потом, когда сюда снова прибыли государственные чиновники — тут уже жил совсем другой народ. Приветливый, послушный, радушный, но ни на каплю не доверяющий новой администрации. Никто не бросил своих огородов ради жизни в благоустроенном городе. Все постарались сохранить то, что создано их руками и не стали стремиться к благам цивилизации, предпочитая аскетичное, но независимое существование подчинению осыпающей их милостями руке.