Юрий Валин - Львы города Лемберга

- Кюн[3] дывчины, - француз подмигнул девчонкам. - Гирше нихт.

Машка утерла нос, кивнула. Австриячка (тогда почему-то забылось, что ее Анкой зовут, в смысле Анни) тоже кивала и огромная прозрачная слеза у нее на кончике носа повисла.

Слезу ветром сдуло, и до дна влил в себя Грабчак горячую бурду. Помнилось как кружка из рук выпала, как тьма накатила...

Тьма разная бывает. Тогда еще непонятная, а сейчас окончательно последняя. У всего конец есть. Может, там, наверху, уже свои, советские в лагере? Эх, и що у покойника за вопросы?

[1] (фран.) гребень, горный пик

[2] Легкий разведывательный вертолет типа WNF-342

[3] Искаженное немецкое kuhn - отважные

***

...Кто-то стонал и солнце жарко грело. Лучи били сквозь веки, Петро попытался сесть, замотал головой. Мир качался, плескал, потрескавшуюся кожу щек гладил мягкий, хотя и прохладный ветерок. Грабчак, по-китайски щурясь, попытался осмотреться.

Камни на светло-желтом песке, лежащие люди, задравшаяся телогрейка Андре: ну и хребет у него - острыми костяшками хоть бревна торцуй. Вода... Много. Накатывает легенькая волна, песок то темненький, то светленький. Бредет от берега Кащеченко - без фуфайки, в распахнутом кителе. Тепло здесь, кусты зеленеют...

Кащеч повернул голову, прохрипел:

- Очнулся? Силен ты, Петька. Глазами не лупай. Вода-то пресная - хоть упейся.

Петро попытался что-то сказать, не смог - в горло словно горсть ржавых гвоздей забили. Пополз к воде...

Пил, суя голову всё глубже в прохладу, пока губы песка не хватанули. Отфыркался, еще попил. Зачерпнул горстями, капель стекающих не жалея, пополз к Андре. Француз уже глаза раскрыл, но не особо смыслил. "Дождь" прохладный ему ума живо прибавил - встрепенулся, поспешил к воде, заполз как был, на четвереньках.

Оживала "Versuchen", пила, охала. Вернулся Кащец, подпоясанный, за веревочным поясом торчал топор. Хрипло сообщил:

- Хозяева-то нам гостинцы оставили, - и тоже сунулся мордой в воду.

...Брюхо раздулось, хлебать друзья больше не могли. Сидели у кустов, мокрые кителя на ветвях развешивали.

- Вас ис дас? - пробормотал Петро. - За що плоджич[1] снисхожденье?

- Опыт, Питер, ехсперемент. Ахтунг потребен, - предостерег мудрый француз и глянул на Грабчака. - Ты скелет, Питер.

- Сам-то що...

Молились узбеки, бродили по песку лысые полосатые девки, озирались. Потом столпились у неподвижной румынки.

- Тоде[2], кажется, - присмотрелся издали Петро.

- Мыслить шпето[3], - Андре поскреб макушку. - Странностей богато.

- Не, думкать потом будем, - Грабчак с трудом поднялся. - Смотреть треба, пока следы не затоптали.

Мучила Петро некая несуразность. Хоть и мелкая, но раз в глазу застряла, уже не сморгнешь. Досаждают эти мелочи, а шо делать...

Комок беленький, маленький, ветерок его катал-играл, да волокно за сучок в песке зацепилось. Петро поднял ватку, нюхнул и дал понюхать другу. Андре поморщился:

- Салмагист?[4] Наштырь? Откуда?

- Не обертайся, - предупредил Петро. - Шпур[5]...

Отпечатки были скромней - не чуни, сапоги, добротные, на рифленой подошве. Собственно, четких следов осталось всего два - там, где песок сыроват. Дальше все смешалось, да и сухих неразборчивых следов уйма - на лежбище "Versuchen" вышли. Грабчак смотрел на свои чуни - значит, вот так лежал, очнулся, солнце этак светило. Здесь Кащец шел - он первым очухался, шел от воды, пил-плескался уже потом. А сначала двинул туда - к топорику?

- Ер[6]? - прошептал догадливый Андре.

- Мы ш не трибунал. Контролирен треба...

...Румынка плакала у тела землячки, остальные топтались среди кустов. Андре на миг присел, глянул в лицо умершей - непонятно с чего умерла. Просто жить, наверное, надоело.

- Пошли. После биграден[7] сделаем, - Петро гнал от себя непонятное опьянение. Голова легко и приятно кружилась, ну точно стакан бражки хватанул. Вода здесь такая, что ли? Или воздух густой и веселый?

Среди кустов лежали картонные коробки с консервами - упаковок десять, не меньше. Мешки: похоже, с крупой. Котел, немного посуды, лопаты: большая и малая. Кащец выгребал из потрепанного рюкзака мелочевку:

- Ого, и крючки есть! Живем, камрады. Держи, Арсенка, не растеряй.

Маленький Арсен подставлял под крючки и коробки со спичками ладони, моргал ошеломленно.

- О, и зальц[8]! - радовался Кащец, размахивая банкой.

- То щедро, - согласился Андре.

- Що тебе не гут, носатый? - удивился исследователь сокровищ. - Не гут, так и вали отсюда. Тока инструкцион не позабудь лесен[9] сделать.

Картонка с инструкцион была привязана к кусту:

"Achtung! Verlassen Basis ist verboten! Minen und Raubtiere!"[10]

- Morder[11] херовы, - сказал Социал, утирая пот с лысины - солнце припекало изрядно.

- А що, дробовик нам не аусзахлен[12]? - на всякий случай поинтересовался Петро. - Или еще оружие какое?

- Не, только топор да ножик, - ухмыльнулся Кащец. - Я "перо" отдал Тоньке. По кюхе[13] главной будет.

Статная киевлянка с вызовом вздернула подбородок.

- Та нехай. Сейчас девку биграден бы надо - Петро со вздохом потянулся за лопатой.

Позволили инструмент взять. Уже хорошо...

--------------

...Копали повыше от воды, песок шел легко, только лопаты о камни иногда звякали. Один из узбеков помогал землю отгребать, другой на корточках сидел, заворожено уставившись на водную гладь. Может, столько воды не видел, может, не в себе человек. Работая лопатой, Петро подумал, что многие из команды не в себе: словно дергает их що-то - замрут вдруг, головой контужено вертят...

От "кухни" командные возгласы долетали, дымком тянуло - обед там готовили.

Могилку вырыли, девки вновь носами захлюпали.

- Вы бы униформ сняли. Пригодится, - посоветовал Петро.

- Неприлично голой хоронить, - заупрямилась Машка.

Ну, неприлично так неприлично. Положили в яму легкое тело, полосатой шапочкой лицо прикрыли. Андре "саперкой" песок осторожно сдвинул. Прикопали, послушали как фрау Матильда молитву читает. Социал, все говоривший что "атеисте", тоже стоял, слушал. Вроде нормальный человек, хоть и германец. Сейчас делиться на "нормальных" да "дурных", ох, как придется.

- Э, фриссен[14] идете, чи ни? - позвал от костра энергичный Кащец.

Петро неспешно ел кашу с мясом, жмурился на солнце, да помалкивал. Собственно, Кащец и так за всю команду разглагольствовал. И как надо жить объяснил, и где лагерь ставить, и о разведке осторожной поведал. Ну и насчет "ордунга" непреложного. Миску новый капо себе отдельную заимел, остальным по посудине на четыре рыла досталось. С ложками тоже не особо богато - по кругу шли. Петро брал от Андре, передавал Машке, потом ложка доставалась австриячке - та, видать, разумом где-то на Акне застряла - смотрела в никуда, но зачерпывала и жевала исправно, только прозрачные ушки шевелились.

...Остров это был... Длинный, с мысами-загогулинами, глазами-озерами, зарослями кустарника, названия которого никто не знал. Возвышенностей мало, крупных деревьев вообще нет - с десяток пней, довольно свежих, пильных, и всё. Берега озера, или пресного моря все ж виднелись: днем вполне разглядишь не только вершины горные, на иглы Акна вовсе непохожие, но даже сосновый лес на берегу. Но далековато...