Андрей Дай - Без Поводыря

— Бодайбо, — добавил я к своему жесту. — Это на северо–восток от северного края озера Байкал. Там золото траве расти не дает…

— А чего же вы сами туда людишек на пошлете, коли о богатстве таком имеете сведения?

— Это место должно отечеству пользу приносить, а не мне лично, — развел руками. И промолчал о главной причине — там нет Томска. Тамошним людям я ничего не должен, значит, пусть уж кто‑нибудь другой… Чтож мне, на всю страну разорваться что ли?

— Где это на карте? — Володя Барятынский, успев мне заговорчески подмигнуть, расселил на стол большую карту Империи.

Ткнул пальцем, как цесаревич и хотел.

— Поразительно. А железо? Уголь? Можете?

Ткнул еще три раза. Что мне — сложно? Рассказал, как проверить мои утверждения с помощью компаса. Кажется, именно так впервые Курскую аномалию и обнаружили. А уголь в будущем Донбассе хитрые крестьяне и сейчас уже по оврагам роют. Его там найти и того проще.

— Да как, черт бы вас побрал, Лерхе, это вам удается? Ведь оно там действительно все есть, я же по вашим глазам вижу — не лжете! — вспылил Никса и рванул ворот похожего на казачий мундира. — Ведь поедут туда люди, и непременно отыщут! Так?! Знаю — так! Но как?! Скажите мне?! Кто? Святой или Дьявол дает вам это?

— Люди, — громко прошептал я. — Просто люди, которых никто не захотел слушать.

— А вы, значит, выслушали? И поверили?

Снова пожал плечами. Не нравился мне уже этот разговор. Вопрос давно уже на языке вертелся — очень интересно было узнать — не те ли винтовки Никса намерен в Туркестане испытать, что в Москве изобрели на основе моих каракулей? Не ради праздного любопытства, а только исходя из корыстных соображений. Чертежи станков для производства гильз у меня были. Медь, олово и цинк в крае добывали. Почему бы мне…

— Ладно, Герман Густавович. Оставим это. Потом. К осени все решится, я вернусь в Томск, тогда и продолжим, — и тут же заторопился, увидев, что я собираюсь вставать. — Теперь же я должен передать вам давно нами обещанный подарок… Ваш учитель рисования из гимназии… Кошаров… оказался довольно искусен… Мы с Минни давно обещали вам наш общий портрет… Володя!

Широкоплечий адъютант легко достал из‑за ширмы, заключенную в богатую раму, метр на полтора, картину, на которой изображались в простых, не парадно–напыщенных, расслабленных позах, держась за руки, Николай с Дагмар.

Принесенная с почтамта депеша указаний об имени отправителя не имела, а потому попала на стол секретаря, а не ко мне. Миша, взглянув только на город отправления, вложил лист в папку с ежеутренним докладом. Так вышло, что информацию огромной важности, я получил чуть ли не сутки спустя.

Все другие дела были отодвинуты в сторону. Я велел закладывать коляску, и немедленно гнать на телеграфную станцию. Готов был сидеть там хоть весь день напролет, но передать‑таки старому генералу Густаву Васильевичу в Антверпен свои распоряжения. Потому как от того насколько оперативно и дерзко мы тогда бы стали действовать зависело ни много не мало — а будущее благосостояние всех потомков лейб–медика Императорского двора, известного на весь Петербург окулиста Василия Васильевича Лерхе. Речь шла о многих и многих миллионах рублей.

Переговоры с отцом заняли большую часть дня, но своего я все‑таки добился. Доктор права на следующий же день получил все вырученные за изумруды деньги из Голландских банков, и отправился на остров. Банковскую систему Великобритании ждали большие потрясения.

К концу мая стало известно, о начавшейся в лондонском Сити настоящей панике. Крупнейший частный банковский дом страны — Overend, Gurney & Co объявил о своем банкротстве. А учитывая, что этот гигант, как его называли газетные борзописцы — «банк банков» специализировался на кредитовании под залог акций большей части железнодорожных и промышленных предприятий острова, волна разрушений затронула практически всю экономику Метрополии.

Спустя пару недель «Санкт–Петербургский биржевой вестник» сообщал о повальном разорении сотен мелких банков, железнодорожных компаний, заводов и фабрик. Появились предложения о продаже самых современных паровозов и целых производств буквально по цене металла, из которого они были сделаны. И я впервые, с тех пор, как два с половиной года назад ощутил себя в этом новом теле, пожалел, что прогресс сейчас еще не дошел до появления аэробусов! Очень уж хотелось быть там, в самой гуще событий. Хотелось самому выбрать, что именно покупать, на что именно тратить накопанные Артемкой в Чуйской степи девятьсот двадцать пять тысяч английских фунтов.

К первым числам июня в столице фунт стал оцениваться в шесть с четвертью рублей серебром, а не восемь с третью, как это было еще зимой. Я телеграфировал нашему Санкт–Петербургскому стряпчему, чтоб он принимался скупать английские деньги на все имеющиеся в распоряжении семьи рубли.

А потом эхо захлестнувшего Европу финансового кризиса докатилось и до Империи. Ассигнация обесценилась до полного уже предела. Даже в отделениях Госбанка при размене на серебро за бумажный рубль давали не больше шестидесяти пяти копеек. Банки отказывались принимать акции в залог, приберегая активы на «черный день». Акционеры требовали проверок финансового положения своих обществ. Главное Контрольное управление Империи затеяло аудит сразу нескольких крупных предприятий. Внимания конторы господина Татаринова не избежало и Общество «Западносибирской железной дороги», что было более чем несвоевременно. Подходила к завершению заключение сделки по, так сказать, оптовой покупке сразу нескольких участков заводских дорог «Томских Железных заводов», и любопытные носы государственных проверяющих могли изрядно все усложнить.

Там и так было все не просто. Причем, по большей части — из‑за меня. Все остальные «акционеры» частных участков дороги внесли свои доли деньгами, и только я — договором на поставку паровозов и вагонов. И если с первыми дело в какой‑то мере прояснилось, то вагоны необходимо было еще построить. Тащить эти несложные конструкции через половину страны было бы глупо.

Густав Васильевич на депешах больше не экономил. Прислал из Лондона развернутый отчет — чего, сколько и по какой цене. «Фабрики «Dьbs and Company» паровозов — одиннадцать штук по двести двадцать фунтов, и два танковых по сто восемьдесят два фунта. Фабрики «George England and Co.» — восемнадцать штук по триста фунтов. Из Манчестера еще четыре больших паровоза от Шарпа со Стюартом и девять танковых по двести и двести десять фунтов»… Перечисление покупок не вместилось в одну телеграмму, и я неминуемо запутался бы в расчетах, если бы в последней, третьей части послания не подводился итог сделанным отцом расходов. Всего старому генералу удалось приобрести шестьдесят один паровоз, двадцать два из которых были танкового типа. То есть — без огромных прицепов–тендеров. Такие использовались на станциях для формирования составов, и тоже были очень нужны.