Александр Афанасьев - Врата скорби (Часть 1)

Григорий присмотрелся к курносым, короткоствольным револьверам в руках блатного

– Что за железо?

– Смит-Вессон, десятка. Двухдюймовый ствол.

– Оттуда?

– А то. Друзьяки уехали… подарок прислали.

– Так и таскаешь с собой?

– Не жмет – пожал плечами недоуменно блатной.

На самом деле револьверов было три.

– А из автоматической винтовки?

– Вот чего не могём – того не могём. Я ж не стопорила какой.

– А кто ты по масти?

– Честный налетчик я, Ваше Благородие. Не стопорила и не бомбила. Если надо тебе таких… они и с пулеметом знакомы, тут Черный банк брал, недалеко от твоей конторы, кстати, на Ланжероне – знатное дельце было. Но не по мне.

– Мне фартовых надо. Дело есть. Навар хороший.

– А что за дело то?

– Серых развелось. На Востоке. Открыт сезон охоты.

– Серых… серые разные бывают, господин казак

– Те серые, которые зеленые. Дошло?

Блатной не торопясь спрятал в карман револьверы – Григорий заметил, что на обоих срезан внешний курок заподлицо, и передняя часть скобы, которая спусковой крючок прикрывает – тоже. Американский стиль, есть там такие асы со времен Сухого закона, что из такого револьвера шесть пуль за три секунды выпускают. Это если считать еще и время, чтобы револьвер достать.

– Стремные дела…

– А что – боишься? – по-блатному спросил Григорий

– Опасаюсь… Зеленые они ж вольтанутые совсем. С башкой не дружат…

– Если опасаешься – не держу. Поехали…

– Да ты постой… начальник… постой, чего кипешить. Тебе это – зачем надо?

– Тебе – какое дело? Открыт сезон охоты. Я – взялся.

– А на карман сколько?

– На карман… четыреста целковых в месяц – устроит?

Стопорила усмехнулся

– Фартовый щипач с вечера так хлебает.

– Так щипли, кто тебе мешает. Со мной не торгуйся – не на Привозе. [86]

– Да я за другое, гражданин казак.

– А за что?

– Да ксиву бы мне… за ксиву и отработать не грех.

– Ксиву…

Дело было в том, что казачьи области в России – были на правах самоуправляющихся, и власть там была совсем не такой, как в России. Главными на этих территориях были атаманы, они же вершили суд по всем вилам гражданских и по мелким уголовным делам, спрашивая совета стариков – то есть были нечто вроде мировых судей. Атаманов выбирали и в месте проживания казаков, в станицах – были станичные атаманы, которые одновременно занимались делами станичных воинских команд. Центральная власть в самоуправляющихся казачьих общинах занималась только сбором податей, причем не с конкретных казаков, а с казачьего войска в целом, "на местах" подати собирали атаманы, да еще расследованием преступлений средней тяжести и тяжких. В числе казачьих привилегий было то, что правления могли выдавать паспорта на совершенно законных основаниях – и таким образом Митька Шалый мог стать совершенно другой личностью и начать жизнь с чистого листа. Это-то ему и было нужно.

– За ксиву разговор отдельный будет. Мы тебе ксиву дадим – а ты стопорить пойдешь.

– Да не, я в завязке. Забожусь на п…раса – не пойду.

– А что так то? Масть решил сменить?

– Нельзя мне начальник. В зоне – край!

Чтобы показать насколько край – блатной красноречиво провел ребром ладони по выпирающему кадыку

– Смотри… Ничего тебе не говорю ни да, ни нет. Найди меня… через два дня. Порешаем. И учти – если даже "да" – правила одни для всех. Идем не бомбить и не стопорить. Кого на мародерке поймаю – неважно кого, на первый раз в зиндан, на второй вон из отряда. Кого на чем худшем – на "мохнатом сейфе" [87]например – к стенке. Веришь?

Шалый сделал понимающую рожу – они это умеют.

– Понимаю, как не понять, гражданин казак. Мне сейчас не до того – отсюда бы смыться. А так готов… верой и правдой… и неправдой тоже если потребуется.

– Верой и правдой… Ну, поехали… Два дня – найдешь меня.

– Найду, гражданин казак – Митька привычно, с одного скока запрыгнул на пассажирское место – а вопросик можно?

– Можно, если не рассчитываешь на ответ.

– Судя по вам, уважаемый, вы при делах были?

Григорий завел двигатель.

– Почему – был? При делах и есть…

На обратном пути, высадив Митьку на окраине Молдаванки, Григорий сменил маршрут, резко свернув влево. Покатились под гору чистые, запруженные народом улочки, греки, евреи, столы с едой выставленные прямо на тротуар, одуряющий запах ранних овощей – сюда они первым делом приходят, через Одессу вся торговля с Востоком, а там, как орошение затеяли – круглый год можно выращивать. Машин здесь было немного – местный народ все более предпочитал здесь пешком или на конке, тем более что и улицы были вихлястые да ухабистые, только под человека да под осла. В этих местах можно было купить и продать все что угодно – причем греки часто торговали шире евреев.

На углу одной из улиц – а угол был острый – треугольником вперед выдавался построенный из кирпича с облицовкой армянским туфом самодовольного вида купеческий дом: обычный дом, на третьем этаже купец живет, на втором контора с приказчиками, на первом этаже торгуют, или образцы там какие. Над входной дверью – стальной, с решеткой, вывеска по-русски, по-гречески и по-арабски сообщала.

Над вывеской прямо к фасаду был прилеплен символ клана Григориадисов – два старомодного вида башмака. Длил свою историю клан одесских Григориадисов от деда нынешнего главы клана, который сбежал от очередной армянской резни, с несколькими монетами в кармане пристал к русскому берегу и поселился в Одессе, приноровившись по сапожному делу. Его сыновья приноровились уже по части торговой…

Несмотря на солидный и самоуверенный вид – особого потока посетителей видно не было – Григорий понаблюдал минут десять и за это время через дверь прошел только один человек: солидного вида господин с тросточкой. Григориадис занимался разными вещами… но Григория он должен был помнить.

Наконец – казак вышел из машины. Огляделся, заметил, как дальше по улице шелохнулась занавеска на втором этаже… у Григориадисов это дело будь здоров поставлено, похлеще полиции.

Но он собственно и не со злом сюда пришел.

Перейдя улицу, казак постучал по наковаленке висящим на цепи бронзовым молоточком.

Дверь солидно, неспешно открылась, на пороге стоял курчавчый молодой человек, здоровый и крепкий, как бычок – годовик в белой рубахе и североамериканских джинсах.

– Что угодно?

– Старших позови.

– Я за них.

Григорий прищурился

– Тебя, сынок, у мамы с папой в проекте не было, когда я на Востоке базары тер. Секешь поляну?

Восток… Когда начали осваивать ох, много лихих людей туда понагрянуло, а казаки – так они отродясь лише всех и были.