Татьяна Сорокина - Мыколка

— А вы знаете Евдокия Ивановна, я знаком с одним помещиком, Он родом из Энской губернии. Так вот он рассказывал, что совершенно прекратил голодные годы в своих селах за счет разведения картофеля.

Евдокия Ивановна вспыхнула.

— Что вы такое говорите, да такого быть не может. Картофель — гибель для деревни!

— А вот господин Илья Игнатьевич Вершинин так не считает, — ответил собеседник

— Это кто такой, я про него ничего не знаю, — спросила княгиня.

— О, это очень удачливый и оборотистый помещик, ну вы наверно слышали про набирающего капитал купца Журавлева. Так вот большой новый дом это их совместное владение. Просто я сегодня разговаривал с английским послом, и он с большим уважением отозвался об этом господине. Такие поставщики товарного зерна редкость для нашего рынка.

— А что вы еще про этого Вершинина можете рассказать, — спросила заинтересовавшаяся княгиня.

— Ну, во-первых, он близкий друг князя Шеховского, про которого сегодня не говорил только немой, а во-вторых, он сейчас в Петербурге вместе с дочерью, которую, я так полагаю намерен вывести в свет.

Княгиня задумалась, — неплохо бы пригласить этого дворянина к себе. Может выйти неплохая дискуссия о вреде картофеля, который европейцы на беду русского народа привезли в Россию.

Андрей Григорьевич, практически целый день был занят, ему пришлось провести несколько важных разговоров и даже навестить нужных людей. Он давно отвык от таких нагрузок и чувствовал себя уставшим, тем более, что еще давала себя знать тяжелая зимняя дорога от Энска до Петербурга. Освободился он только к восьми вечера. Уже прислуга собиралась собирать на стол, когда ему вздумалось посмотреть, чем занимается его сын.

Зайдя в комнату, он был весьма удивлен. Его Николенька раскрасневшийся, с блестящими глазами, сидел за столом и разбрызгивая кляксы, что-то писал.

А на столе лежала книга шифрования, которую, когда-то ему передал, ныне покойный, барон Шиллинг.

— Вот черт, как это я недосмотрел, — упрекнул себя князь, — совсем не надо бы ему пока эти книги читать.

— Папа, — радостно сказал Николка, — ты только погляди, как интересно, так здорово, вот попробуй, прочитай, что я зашифровал.

Но князю было не до этого, сын сейчас впервые назвал его отцом, и это слово вызвало у пожилого человека столько эмоций, что у него на глазах выступили слезы.

— Ах, как нехорошо, — подумал он про себя, — совсем старый слезливый стал.

— Николенька, я уже привык к твоему таланту, но неужели и эту книгу ты уже осилил? — спросил он.

— да, Андрей Григорьевич, — произнес тот, — это же все очень просто, вот посмотрите, вот здесь, в это слово, подставляем вместо букв вот эти буквы, здесь расставляем так и вот слово зашифровано, — пояснил с энтузиазмом Николка.

— Хорошо, хорошо, замахал руками, — ничего не понявший князь, — верю-верю. Так, ты кроме этой книги, хоть что-нибудь сегодня прочитал?

Николка гордо продемонстрировал толстый учебник математики.

— Вот выучил сегодня эту книгу.

Князь взял в руки хорошо знакомый том, который он купил по случаю, неизвестно зачем, и оказалось, что не напрасно.

— Так ты что хочешь сказать, что и учителя тебе не надобно, ты сам все выучил и всю математику в этой книге знаешь?

— Ну, да, а что здесь такого, ведь надо только прочитать, а у меня это быстро, получается, — был недоумевающий ответ юноши.

Шеховской засмеялся.

— Если бы так было у всех, то гимназий, да университетов не понадобилось. Такие книги люди годами учат. Это тебе бог светлую голову дал, наверно за те годы, что ты в беспамятстве провел. Все никак не могу привыкнуть, что тебе только прочитать надо и суть понимаешь. Такому точно не поверишь, пока сам не убедишься.

Ладно, оставляй свои труды, пойдем на ужин, а то снова все придется, греть уносить.

За ужином Николенька был погружен в свои мысли, и сосредоточен. Князь на это ничего говорил и только искоса поглядывал на, аккуратно жующего пищу, сына.

По окончанию еды, он только сказал.

— Завтра мы едем к графу Бенкендорфу. Пожалуйста, не читай допоздна и хорошенько выспись.

Около одиннадцати часов утра отец и сын Шеховские вышли из дома, где перед подъездом уже ожидал фаэтон. Его верх был закрыт, а когда фаэтон тронулся, то и спереди кучер попытался опустить занавеску, но Николка попросил оставить ее открытой, ему хотелось разглядеть Петербург днем. Пока фаэтон ехал до дома на Фонтанке, где работал и жил Александр Христофорович, князь устал отвечать на вопросы сына, который спрашивал обо всем, что видел по пути. Петербург поражал того своими размерами, суетой и толкотней на улице. Кучер, сидевший на облучке, то и дело кричал и матерился, чтобы какой разиня не угодил под коня.

В вестибюле канцелярии, их встретил вежливый жандарм и первым делом спросил, что их привело в учреждение.

После того, как князь сообщил, что им назначена встреча с графом, к ним отнеслись со всем вниманием и сопроводили на третий этаж в приемную. Там, не менее внимательный поручик, попросил их подождать и, глянув на часы, исчез в кабинете начальства.

Ожидание продлилось недолго, и они зашли в кабинет.

Из-за стола навстречу им вышел не очень высокий генерал с весьма оскудевшей шевелюрой. Он улыбнулся князю, и они обнялись.

— Ну, здравствуй, пропащий, — обратился Бенкендорф к своему армейскому другу. — Не надеялся уже, что увижу тебя. С тех пор, как уехал, только изредка слухи доходили, что в губернии выбран предводителем дворянства, да и то чуть не насильно.

Ну, рассказывай, как жил это время.

Говоря все это, Александр Христофорович внимательно рассматривал молодого человека, стоявшего рядом с его другом. Действительно высокий кудрявый, красавец, могучего телосложения, был почти двойником Андрея Григорьевича, вот только князь был на полторы головы ниже своего сына.

— Я тоже рад тебя видеть Саша, — сказал Шеховской, — что же давай сразу тебе представлю своего сына Николая Шеховского, провидением посланного мне.

Николка одетый в лучшее платье, что могли отыскать в доме у князя, выглядел очень неплохо, хотя было заметно, что носит он одежду пока с чужого плеча, вежливо поклонился и щелкнул каблуками, как будто всю жизнь этим занимался, чем заслужил удивленный взгляд графа

Князь, заметив этот взгляд, невпопад пояснил.

— Мундир ему будет построен к аудиенции императора.

Бенкендорф перешел на французский.

— Андрей, так твой сын точно еще недавно был крепостным, совершенно непохоже?

Князь, глянув на стоявшего навытяжку сына, также по-французски сказал.

— Саша, если хочешь, чтобы он не понял, говори по-немецки, хотя я уже не уверен, что Николенька не поймет.