Иван Слепцов - Изнаночные швы времени

И вдруг – вот оно! – вспомнилось лицо женщины из Деревни, которая, отрезав косу, пыталась спасти себя и своего почти уже родившегося ребенка от убийц из степи. И его тельце в крови, поднятое на острие копья. И сразу что-то лопнуло внутри, что-то тренированное, вроде сердечного желудочка, обычно крепко держащее в себе чувство под названием ярость. Ярость эта, одновременно обжигающая и леденящая, мгновенно растеклась по телу. Зубы стиснулись, и пот на лбу сразу высох и на ладонях, и рука заныла в ожидании момента, когда надо будет бросить копье и взяться за меч.

«Ай-я!» – закричал Олег. «Ай-я!!!» – подхватили рядом. Он перехватил ставшее почти невесомым копье, выставив его подальше, и поплотнее прикрылся щитом. А через секунду оно уже оказалось ровно посередине груди не сподобившегося отвернуть в сторону монгола.

Атака удалась. Олег, оглянувшись наспех, увидел, что рядом с ним почти все, с кем он ее начинал, а про половину остававшихся на берегу ордынцев точно уже можно забыть. Впереди, где-то рядом с бунчуком монгольского командира, часто и сочно застучали бубны.

– Саша, ты уснул что ли? – окликнул напарника Феликс.

– Что?! – обернулся тот.

– Как что? У монголов приказ появился отступать, а ты молчишь!

– Я вижу, просто не говорю, так запоминаю.

Феликс помотал головой: нет, ты говори, рано тебе еще молча мемографировать. Шурик снова начал бормотать:

16.35… Командир монгольского отряда у южного брода приказал отходить назад через реку. Сигнал бунчуком и бубнами. Легкая монгольская конница на правом берегу Трубежа открыла выход на берег, сама сгруппировалась севернее и южнее брода. Готовят луки.

В руку Олега легла рукоять секиры. Удобно и надежно. Он благодарно глянул на оруженосца, крутанул оружие пару раз над головой, разминая плечо, попросил Сполоха прыгнуть с места – высоко и вперед, смяв трех-четырех монголов.

Эти его не интересовали больше. Ему нужен был темник, который, не в пример другим монгольским военачальникам, обычно командовавшим с безопасного расстояния, рискнул-таки переправиться через реку с передовым отрядом. Где ж ты, милый? Ужель утек? Нет, здесь.

Конь стоял, по щиколотку погрузившись в песок на самом берегу, а всадник в золоченом шлеме, опустив саблю, оглядывался по сторонам – недовольно, но не растерянно. Заметив рвущегося на него Олега, что-то коротко приказал стоявшим рядом телохранителям.

Двое ордынцев бросились одновременно. Булава одного тяжело бухнула в щит, плечо у Олега противно, как зубная боль, заныло. Другой наметился проткнуть его копьем, но Олег успел перерубить древко и вместо удара заостренным наконечником получил в грудь только тупой и не очень сильный тычок. «Тоже, конечно, синяк будет, ну да ладно, – мелькнуло в голове. – Я-то опять размяк, оказывается».

Главная беда была в том, что теперь эта расслабленность, подкравшись, никак о себе не заявила. Хорошо подготовленный организм, обычно предупреждавший Олега, если необходимая в бою воинственность и агрессивность исчезали, теперь подвел, но настраиваться времени не было – отбивайся, да и только. Олег вышиб саблю у ордынца, который остался без копья, от булавы уклонился, хотя раньше мог бы легко отрубить противнику руку. И даже когда того по инерции от чересчур мощного замаха развернуло к Олегу боком и он остался совершенно беззащитным против секиры, она как будто сама собой развернулась в воздухе, ударила не острием, а плашмя. Вместо того чтобы быть разрубленным, ордынец просто вылетел из седла.

Бубны собрали сюда, на пятачок между Олегом и ордынским командиром, почти всех монгольских всадников, оставшихся на левом берегу Трубежа. «Черт, опасно!» – проскользнула мысль. Про золоченый шлем уже можно было забыть. Отбиться бы, да назад, да людей вывести. А многих уже и не выведешь. Олег краем глаза заметил, что у Василия, который сражался справа и чуть сзади, в уголке рта показалась струйка крови, он побледнел и сполз на землю. Незнакомого седого дружинника с трех сторон подняли на копья.

После нескольких новых ударов на щите Олега под умбоном образовалась трещина; левая рука онемела, по ногам разбежались мурашки беды, так же как когда-то его пятнадцатилетнего, пытавшегося плыть против течения на Волге, затянуло в водоворот. Дыхание сбилось, кровь в висках стучала громче монгольских бубнов, по-прежнему разрывавших воздух. Олег понял, что ему страшно. Очень страшно. Секира стала неимоверно тяжелой, пришлось бросить ее на землю и вытащить меч.

Тут что-то змееподобное развернулось в воздухе. Он успел понять: аркан, но реакции хватило, только чтобы отшатнуться. Веревка захлестнулась вокруг шеи Сполоха. Тот нервно всхрапнул и повернул испуганный глаз на Олега.

Олег потянулся мечом к веревке – перерубить, однако не мог: то ли аркан был натянут слабо, то ли удару не хватило хлесткости. Тогда меч полетел вслед за секирой, в руке оказался нож, и только им Олегу удалось освободить коня.

Монголы, на счастье, чуть промедлили, вместо того чтобы на него броситься вновь. Олег успел оглядеться, его взгляд выхватил из хаоса боя изумительнейшую картину: немолодой ордынец и один из Олеговых юнцов-дружинников, сцепившись друг с другом, дошли до ножей, и теперь каждый держал противника за кисть, не давая нанести последний удар. Они яростно дышали друг другу в лицо, думали, может, не пришли ли пора кусаться, а их лошади – красивый вороной жеребец и аккуратная пегая кобылка, притиснутые другу к другу, – напротив, приязненно обнюхивались и время от времени слегка прихватывали друг друга зубами.

Неожиданно эта картинка – ирреально мирная – прогнала приступ апатии. И когда со стороны реки донеслось противное «тын-н-н» отпущенной тетивы, нейромашинка опять сработала нормально. Он обернулся на звук и увидел стрелу: она летит, медленно поворачивается вокруг своей оси, вибрирует ее оперение. Но нагнуться к земле за мечом и отбить ее он уже не успевал, а ловить на глазах у всех не хотелось. Поэтому он всего лишь сбросил себя из седла на землю, а пущенная ему под нагрудную пластину стрела пролетела над спиной Сполоха.

17.20… Оставшимся на левом берегу Трубежа монголам удалось компактно собраться у самого брода… Олег упал! Феликс, Олег упал!!

Оказавшись на земле, Олег первым делом попробовал вытащить из-под конского трупа свою секиру, но не мог. Помочь ему было некому: вокруг уже не осталось своих. Двадцать минут он не командовал и не подавал пример, как надо действовать, – и бой превратился в свалку, и монголы сразу же воспользовались численным превосходством.

17.35… На плацдарме у южного брода монголы очень грамотно себя повели. Они закрыли его зонтиком из стрел с правого берега Трубежа и перебили всех русских дружинников, которые не сообразили выбраться за пределы обстреливаемой зоны. Теперь ордынцам никто не мешает, и они в полном порядке отходят через реку к основным силам.