Иван Слепцов - Изнаночные швы времени

В игумене, казалось, не было ничего, кроме смирения. Он опустил глаза, потом снова посмотрел на князя с выражением мудреца, которому предстоит изложить невежде всю вселенскую мудрость, и вздохнул от тягот этого дела.

– Вечу решать, только когда князя защищать Святую Софию зовут. Но сейчас нужды в том нет у нас, бог миловал. А Оспода была, и все, кому дело было до того, туда сошлись…

– А! Кому дело было! – с откровенным негодованием всплеснул руками князь.

– Все, кому дело было, – повторил игумен. – Кто-то не смог, конечно. Дело срочное ведь. Князь то понимать должен, – продолжал, зачем-то перекрестившись, – а что до гостеприимства, то гость иногда сам должен видеть, что несет с собой беду хозяину, и не подходить к порогу. Ты, князь, встал поперек воли царя, но не тебе батог божий осилить, который за грехи наши на нас опустился… Молиться надо, а как отмолим грехи, то бог сам отведет беду.

– И куда же такому гостю идти! – Урдин все-таки не удержался и встрял в разговор. – А как же милосердие?! Или это уже не христианская добродетель?

– Главная добродетель сейчас, чужеземец, – игумен одним словом подчеркнул, что не считает соотечественником человека, якшающегося с немцами и чудью, – это смирение. И князю надо смириться, как его старший брат Александр Ярославич делает, покаяться перед митрополитом, отправиться на поклон к царю, вручить себя его воле. А оружие против татар поднимать – ересь великая богохульная, ибо, повторю, батог божий они.

Урдин не нашелся, что возразить, а князь, казалось, теперь потерял интерес к спору. Он разглядывал город: склады, соборы, расположенные на Михайловой улице постройки Готского торгового двора. Вновь позавидовал черепице на крышах, но и каменными стенами новгородского детинца остался доволен – содержали их в порядке. Князь заговорил, но уже спокойно и печально:

– Я знаю, что Оспода была. Знаю и то, что на Осподе архиепископ Далмат и духовник его Климент стояли на том, что Святой Софии будет разорение от татар, если город меня примет. Они надеются, что рабство татарово минует Новгород, раз Батый его не покорил. Но так дите неразумное думать может только. Я знаю царя и знаю своего брата, который идет великим князем Владимирским теперь. Немного времени пройдет, прежде чем они явятся сюда вместе, чтобы обложить город данью. И будет тяжесть ее такой, что каждый выдохнет и скажет: умереть легче! Но даже умереть с честью не получится, потому что войско не собрать, а татарове и прислужники их стоять будут на городище 115. Так что Новгород не меня прочь гонит, он себя самого…

Князь неожиданно замолчал, не закончив фразы, и в наступившей тишине все услышали вопрос, который Урдин задал стоявшему рядом Олегу:

– Как мыслишь, боярин Олег Владимирович, может ли так быть?

Олег кивнул головой. И жест его был таким уверенным, что «может быть» он ни в коем случае не мог означать. Только «да, именно так оно и будет» 116.

А князь, оказывается, замолчал потому, что отвлекся на суету вокруг своего шатра. В чем там было дело, объяснил прискакавший вскоре слуга:

– Княгиня Анна Данииловна проснулась! И владимирца споймали!

У новгородских посланников вмиг не осталось собеседников. Князь резким движением развернул коня и поскакал в лагерь, за ним полетели и все остальные, кроме хрономенталистов.

– Я вообще не понял, что это за хрень такая! – заявил Феликс, когда они остались вчетвером. – Всегда же Новгород давал изгнанным князьям убежище! Вот я, помню, читал, что даже Александра Тверского 117спасали от монголов. Хотя за это даже церковное проклятие было.

– Это ты немного… – Олег успел в последний момент поймать чуть не вырвавшееся слово «опять». – Немного перепутал. Александр Михайлович, после того как татары и москвичи подавили восстание в Твери, в Пскове жил и в Литве у Гедимина 118. И проклятие митрополит по наущению Ивана Калиты 119на Псков наложил, а не на Новгород. Не могу вспомнить, кстати, как звали его… Норм, не помнишь?

Норман развел руками, но митрополичье имя вспомнил Шурик:

– Феогност 120.

– Точно, – согласился Норман. – Его потом еще святым сделали.

– Ага, – и Шурик нараспев процитировал нечто, к чему, судя по всему, относился с непреходящей иронией: – «Нетленные мощи его были обретены в тысяча четыреста семьдесят первом году, но пребывают под спудом».

– Да, помню такое, – подхватил Олег. – Но про Новгород ты прав, Фил. В большинстве случаев князья всегда получали здесь убежище. Но не в этот раз. У Невского, как ни крути, сильная партия среди новгородских бояр. Да и архиепископ приказы митрополита выполняет, а у того позиция однозначная: раз дали ханы охранные грамоты на церкви, монастыри и монастырское имущество, то будем молить за них господа.

Он вытащил подзорную трубу и показал рукой на кучу мешков под дощатым навесом, около которого был выставлен сильный караул.

– Там, наверное, наше сокровище. Давайте, посмотрим, что ли.

Но не вышло. Они были на полпути между холмом, где стоять остался игумен Арсений со своими спутниками, и мешками, когда около княжеского шатра заголосил глашатай:

– Волынских бояр к князю!

Они подошли к шатру Андрея Ярославича. Возле стоял высокий, очень худой мужчина в столь запыленной одежде, что никто, наверное, не определил бы ее цвет. Его лицо, грязное, в потеках пота, словно в неприятной серо-коричневой маске, показалось Олегу знакомым.

– Почто, князь, вернули меня? – человек недовольно дернул плечом, обращаясь к князю Андрею. – Брат твой, великий князь Владимирский Александр Ярославич велел мне к нему скорее быть. А твои смерды мне руки крутят!

– А я запамятовал, что ты мне рассказал, Владислав Роща, – ответил князь. – Повтори еще.

И теперь Олег понял, почему черты лица этого человека показались ему знакомыми. Он был очень похож на своего старшего брата Анисима, пытавшегося отправить в монастырь великую княгиню Владимирскую.

– Говорил я, князь, что привез страшные вести. Беда с княгиней Анной Данииловной случилась. Виноваты враги твои и великого князя Александра Ярославича.

– В чем же беда? – голос князя Андрея звучал иронично, но Роща причины тому не знал и продолжал свой рассказ с трагическими интонациями.

– Похитили ее из Владимира разбойники, говорившие, что от твоего имени они посланные. Но великий князь тому не поверил, погоню снарядил, она настигла воров. Великий князь велел сулить ворам прощение, если не причинят княгине вреда, но перерезали ей горло, когда она убежать попыталась. Ушли они в болото, окаянные, да и сгинули там. Тело княгини с собой унесли. На ней богатый наряд был, чай, жалко бросить было. Три дня их искали, следов не нашлось. Воры…

– Знаешь ли княгиню в лицо?! – вдруг заорал князь.