Владимир Романовский - Добронега

– Как же ты ее пугаешь?

– Я ей говорю, что больше не приглашу ее в дом Александра, потому что она меня только позорит.

– Хм, – сказал Владимир. – И она начинает слушаться?

Илларион подумал.

– Нет, – честно признался он.

– Так какой же смысл ее пугать?

– Для порядку.

– Нет сладу с бабами, – серьезно и с чувством сказал Владимир. – Хочешь замуж за Болеслава? А? Говори, гадина.

Предслава воззрилась на него.

– Говори, пока я добрый. Говори, пока ребенок здесь. Говори, сволочь.

– Хочу, – ответила Предслава, не смея верить.

– Зачем?

– Я его люблю.

– Мало ли что. Я вот люблю баранину, но мне вредно, и я ее не ем.

– Неправда.

– Ну разве что изредка.

– Каждый второй день лопаешь.

– Ну, лопаю. А обо мне ты подумала? Как я тут буду без тебя. Подумала?

– Я не единственная твоя дочь.

– Он тебя в два с половиной раза старше. Мало ли кругом молодых. Вон Ляшко… нет, Ляшко дурак… ну вот подожди, Илларион подрастет… А хочешь, призовем какого-нибудь смазливого, высокородного – из Швеции или из Италии… И он будет тут жить. У нас. А то ведь Гнезно далеко. Захочешь ты, к примеру, обратиться ко мне за советом, а нельзя. Далеко. Илларион, скажи ей.

– Страсть, как далеко, – сказал Илларион.

– То есть, – предположила Предслава, – мне лучше молодость свою ради тебя загубить, да?

– Ну уж загубить. Ты подумай, дура – не зря ведь сказано – чти родителей своих. Подумай. Не зря.

– Я чту.

– Не чтишь.

– Чту. Я против тебя плохого не замышляла, в сговоры ни с кем не вступала, любила тебя и служила тебе. Ты мой отец. Мужа ты мне не заменишь.

– Ну какой он тебе будет муж! – возмутился Владимир. – Он всегда в походах, а когда дома, так ведь не сладок! Он уж двух жен в могилу загнал. Его родные дети не любят.

– Тебя тоже. Касательно же жен…

– Хорошо, хорошо, – поспешно сказал князь, боясь, что она заговорит об Анне. Анну он в могилу не загонял, это точно, но Анна все равно умерла, не так ли. – Езжай, – сказал он устало. – Охрану тебе дам, грамоту сопроводительную… эх…

Не веря ушам своим, Предслава выпрямилась и подошла к отцу.

– Фу, – возмутился Илларион. – Сейчас она будет тебя целовать. Фу.

Он стоял и старался не смотреть, как дочь с отцом обнимаются, как дочь рыдает, как отец гладит ее по голове. Стыдоба.

– Пойдем, Илларион, – сказал Владимир упавшим голосом. – Пойдем я тебя на ладье покатаю.

Илларион оживился.

– На червленой? – спросил он.

– Можно и на червленой. Пропади оно все пропадом.

Гонец из Берестова подлетел к самому входу в терем, непрерывно выкрикивая страшную новость. Все, кто был в детинце, и стражники, и купцы, и монахи, замерли. Владимир, оставив Иллариона, подбежал и с размаху хлопнул гонца по потной щеке.

– Что ты орешь на весь огород, скот! – сказал он. – Докладывают сперва князю! Что мне с вами делать со всеми, бараны! Эка липец выдался в этом году.

***

Детей нельзя обижать просто так, поэтому на червленой ладье они все-таки покатались. Владимиру было не по себе. Каков бы не был Добрыня – он был значительной частью его, Владимира, жизни. Всей сознательной жизни. Часть эта не всегда была светлой и приятной, иногда от этой части хотелось даже избавиться, иногда мечталось – как бы это было хорошо, мир без Добрыни, жизнь без Добрыни – но никуда не денешься! И вот Добрыни больше нет. И в жизни образовалась пустота, и чем она заполнится – еще неизвестно, и заполнится ли. Такие были у Владимира мысли – еще не рациональные, отрывочные, вязкие.

Швела поклонился Владимиру в гашник. Александр, с мокрыми после бани волосами, в длинной робе, сидел в своем зале со статуями, пил бодрящий свир, и что-то читал, какой-то очень умный фолиант. Он был уже осведомлен.

– Сядь, князь, – сказал он. – Сядь, не мельтеши, с мысли сбиваешь. Выпей вот бодрящего свира. Илларион, иди в сад, поиграй там.

Владимир сел на римский скаммель и отрешенно посмотрел на обезглавленную статую. Кто ж это все-таки так постарался, подумал он. Я помню эту статую с головой. Вот ведь варвары. На жену его думать глупо – она брюхата. У Швелы-управляющего отношение к вещам трепетное. Небось Илларион, сам, лично. Но как? Если бы он ее просто столкнул с пьедестала, она бы вся рассыпалась. А тут только голова. Все-таки я как-нибудь спрошу у Алешки. Добрыня… Добрыня…

– Плохи дела, Владимир, – сказал Александр. – Выход есть, но тебе он не понравится.

– Добрыня…

– Подожди. Добрыня – это частности.

Владимир вытаращил на него глаза.

– Частности?

– Да, – жестко сказал Александр. – Когда у нас с тобой найдется время погоревать о Добрыне, погорюем, не бойся. Я его, между прочим, тоже знал с очень давних пор. Но сейчас времени нет. Положение твое, князь, безвыходное.

– Да… – неопределенно сказал Владимир.

– Не да, а действительно безвыходное. Дело в том, что, похоже, ты потерял власть.

Владимир затравленно посмотрел на него. Ему и самому приходила в голову такая мысль, но он не хотел ее, гнал от себя, пытался над ней смеяться. Он, Владимир, потерял власть? Глупо.

– Правитель остается правителем до тех пор, пока его воспринимает всерьез бесспорное большинство, – сказал Александр, морщась. – Н-да, оригинальная мысль… Ну да ладно… Ты больше не правитель. Просто потому, что в этом городе, как видишь, уже начали драться за престол. То есть, тебя как бы нет. Святополк прячется и ждет вестей. Мария ждет вестей. Болеслав у себя в Гнезно, если, конечно, он именно туда уехал, ждет вестей. Неустрашимые колеблются – кого поддержать. Ярослав… – Александр покривился. – Даже говорить не хочется. Я его давеча хвалил, и именно поэтому теперь опасаюсь. И Новгород…

– О чем говорить? Ярослав в Новгороде…

– Ярослав не в Новгороде, но дело не в этом. Есть еще и правитель Новгорода. Не Ярослав, Ярославу Новгород не особо-то и нужен, но настоящий властелин Новгорода.

– Это кто?

– Житник.

– Первый раз слышу.

– Это потому, что ты больше не правитель.

– Что ты мелешь!

– Кто-то из них убил Добрыню. Все равно кто. Тебе нужно кое-что понять. Уж постарайся. Тебя убьют скоро – любые из этих сил, просто между делом. Понимаешь?

– Ты что, пугаешь меня, что ли?

– Между делом. Понимаешь? Когда у них найдется на это время. Тебя. И Бориса.

– При чем тут Борис? – спросил Владимир, холодея.

– Путается под ногами. Мешает.

А ведь похоже, подумал Владимир, еще больше холодея. Когда именно я потерял власть? Недавно. Когда я отдал приказ собирать войска, власть у меня еще была, это точно. Сегодня власти нет. Что будет с Борисом! Он где-то там… охотится на печенегов… там его и найдут! Надо ехать, спасать… Но как? С кем?

– Как мало верных людей! – пожаловался он.

– Да, – подтвердил Александр. – Позор какой-то. Все продажные. Тебе нужно собираться в Берестово. Один больше никуда не ходи. Я все время буду с тобой. – Он вдруг выругался. – Diabolo! Мало. Меня одного – мало. Еще бы кого-нибудь, или двух. Ладно. Я могу тебя спасти. Не власть твою, но тебя. И Бориса. Понимаешь?