Марик Лернер - Цель неизвестна

— Нет-нет, спасибо, — поспешно он отказывается на мой жест в сторону кувшина с пивом. — Я начал изучать медицину под руководством моего дяди Диего Нуньеса в Лиссабоне.

То есть не испанец. Португалец. Одним миром мазаны, а из наших далей их внутренние свары пофиг. Зато ясно отношение к пиву. К вину приучен. Романские народы все с детства хлещут за милую душу. Пиво северней привычно, где виноград не вызревает. Чего нет, того нет. Оно дороже, и предпочитаю хорошую водочку.

— Затем продолжил в Саламанке и, уже получив врачебный диплом, практиковался в Лондоне, Париже, Генуе.

Ишь, как его носило, подумал благодушно. Закосеть с выпитой дозы не удалось, но настроение, и так неплохое, заметно улучшилось.

— Когда я впервые ознакомился с сочинениями Бургаава…

А это еще кто на мою голову? Смотрит многозначительно.

— Решил даже переехать в Лейден и до отъезда в Россию три года слушал его лекции. Вы не знаете о нем? — озаботился, не обнаружив реакции.

— Я все-таки не получил соответствующего образования. Каждого иностранца не обязан помнить. Да и вы, простите, не так давно о нем узнали. Лет пять назад, нет? Иначе бы еще в этой Саламанке выучили.

Он посмотрел на меня с недоумением. Наверное, я был излишне груб.

— Вы поможете достать его сочинения?

— Конечно! — обрадовался Санхец. — В моем багаже «Институции» и «Афоризмы о распознавании и лечении болезней», написанные им для учеников и составлявшие как бы объяснительный текст к его лекциям. Есть и «Наставления по медицине». Я пришлю вам для ознакомления.

— Большое спасибо, — отвечаю, несколько изумленный щедрой готовностью делиться. Обычно врачи не баловали меня своим расположением.

— Это поразительный человек! Он смог вывести медицину из схоластики и догматики, дав новое интереснейшее направление развития. Объяснял процессы жизнедеятельности организмов законами химии и механики. И в этом отношении часть ваших идей, безусловно, совпадает с его! Вы удивительно разносторонний человек, — оживленно продолжает. — Я никак не ожидал от русского…

— А мы все типа лаптем щи хлебаем, — это я произнес на русском, не имея понятия о точном переводе.

Он понял по тону недовольство.

— О! — вскричал столь же по-южному темпераментно. — Я вовсе не хотел вас обидеть! Понимаете, в последнее время в Европе издают достаточно много книг о России. Всем после вашего императора Петра стало вдруг интересно и важно знать о ней. Я перед отъездом прочитал несколько сочинений…

— А их, случаем, калякают не иностранцы, изгнанные со службы и мечтающие хоть задним числом пнуть обидчиков?

Пауза. Он задумался всерьез.

— С этой стороны я никогда не рассматривал, — сознался наконец. — Их писали самые разные люди, от путешественников до послов, но определенная правда в ваших словах присутствует. Любые свидетельства нужно рассматривать и с данной точки зрения.

Судя по поведению моего гостя, элементарная для моего прежнего времени мысль о критическом отношении к любым источникам здесь до сих пор не привилась. Я мимоходом совершил очередной прорыв в сознании отдельного представителя западной культуры. Хорошо хоть не переклинило.

— И все же, — опять после паузы, — вы только не обижайтесь, не все в них неправильно. Например, когда сидишь за столом с русским — даже образованным человеком, даже дворянином, — постоянно стойкое ощущение, что, если скажешь нечто показавшееся ему обидным, — он выхватит из-за голенища нож и тебя зарежет.

Я невольно заржал.

— Благодарю вас, — отдышавшись, говорю, — за эту замечательную минуту. Я непременно запомню, отложив на полочке рядом с цитатами древних римлян.

Он развел руками с неуверенной улыбкой.

— Рад, — говорю вслух, — что вы не токмо способны отрешиться от навязываемых обществом шаблонов и думать своей головой, но и не боитесь высказать собственное мнение, — и протягиваю руку.

Он торжественно пожал, поднявшись со стула.

— Почту за честь.

— Никому не нравится, когда о его родине говорят предубежденно и неприятно. Между собой мы можем критиковать порядки или ругаться на власти и неустройства, но, услышав от постороннего резкие слова, недолго и действительно добраться до его физиономии. Не думаю, что в вашей стране ведут себя иначе.

Санхец еще подумал и кивнул, соглашаясь.

— Просто вы, европейцы, считаете себя почему-то светочем всего. А мы не хуже. Другие, но не хуже. И как в любом народе, у нас бывают трусы и храбрецы, подлецы и альтруисты, жадные и щедрые, честные и вороватые. Не стоит пусть и правильные впечатления о контактах с отдельными личностями переносить сразу на весть народ. Мы люди с данной нам Богом свободой воли. И мне как раз проще всего об этом говорить. Я — помор.

У него на лице большими буквами проступило недоумение.

— Ну как вам объяснить, — пытаясь подобрать правильные слова, бормочу, — скажем, в Швейцарии… нет… кантоны неудачный пример. Ну вот в Испании есть баски, гасконцы и разные каталонцы. Они все говорят на испанском, молятся в католической церкви и для иностранцев скорее всего одинаковы. А внутри страны очень различаются. По поведению, воспитанию и даже языку. Так и в России народ русский отнюдь не един. Есть малорусы, великороссы, а есть такие вроде нас, поморов. Мы живем на окраине и столетиями общаемся и с Москвой, и с заграничными людьми. Нет среди поморов предубеждения против других народов, потому что встречаемся мы с ними регулярно. И с Европой, и с Киевом через столицу, и с Казанью. Мой отец водил корабль в Скандинавию неоднократно, и я на том карбасе присутствовал в качестве зуйка.

Собственно, не я, а тот прежний Михайло, но сейчас не особо важно. Главное — донести мысль, а попутно закинуть в отношении себя кой-какие мысли. Он при случае поделится со знакомыми, и дополнительный кирпичик в стенку выстраиваемой легенды удобно ляжет.

— Вроде юнги, — поясняю термин для большей доходчивости. — Насмотрелся на всякое разное. И как люди живут иначе, и как ведут себя, а без языков и не поторгуешь. Мы ходили с хлебом, досками, текстилем, крупой вокруг Кольского полуострова в Норвегию. Там обменивали товары на рыбу, в изобилии водящуюся в тех водах. Торговать выгодно. На каждый руль вложенный почти столько же прибытку. Но и риск немалый. Море бывает жестоко. И чтобы не обдурили, желательно знать язык. Не тот, на котором обычно объясняются, — «как твоя купом, давай фир пуд, как твоя нет купом, со, прощай».

Судя по выпученным глазам, он ничего не понял. И неудивительно. Часть слов норвежских, часть русских, попадаются и вовсе не известно откуда. Купцы еще не такое отчебучить могут. Я подозреваю, и лингва франка в Средиземноморье звучит подобным образом. Из разных языков вперемешку. Без привычки ни черта не разберешь. А моряки из любых государств прекрасно объясняются.