Алексей Шепелёв - Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары

— А ты мне сначала эту прорубь покажи. Во-вторых, я и так на здоровье не жалуюсь. И потом, без друзей — скучно.

Сережка ничего не ответил — на бегу вообще не до разговоров. А здесь еще и дождь лупит, не переставая. Текущая по лицу вода то и дело попадала в рот. Куртки промокли и неприятно холодили плечи и спины. В кедах вовсю хлюпала вода.

Но в то утро они пробежали полный круг по парку — три с половиной километра, столько же, как и в любой другой день. И, забравшись дома под теплый душ, Балис испытывал чувство радости и гордости, что сумел себя перебороть.

Потом эти радость и гордость стали казаться ему наивными и смешными: приходилось сталкиваться с гораздо более серьезными неприятностями, чем холодный дождь ранним осенним утром. Ещё позже он как-то незаметно позабыл этот мокрый кросс — чем дальше уходит детство, тем больше стираются воспоминания о нем…

— Шагом!

Фильм "В зоне особого внимания" первое время в клубе «крутили» довольно редко: всё-таки морская пехота в воздушно-десантных войсках всегда видела своих конкурентов. И не просто конкурентов, а более удачливых: к голубым беретам в Советском Союзе относились с большим почтением, чем к чёрным. И только после того, как к фильму досняли продолжение — "Ответный ход" с Вадимом Спиридоновым в роли капитана морской пехоты Евгения Швеца, сеансы сделались регулярными. А Балиса сослуживцы стали подкалывали вопросом, не он ли служил прототипом этого героя: и во внешности, и в характере было много общего. На что Гаяускас неизменно со смехом отвечал, что ему интересоваться девушками в звании сержанта морской пехоты уже поздно: Рита их опередила.

А вот, оказывается, прилипла всё-таки детская песенка и лезет теперь в голову во время марш-броска.

А марш-бросок и вправду получился совсем как в старое доброе время. Ночь, овраги, подъёмы-спуски, населенные пункты обходим с подветренной стороны, чтобы лишний раз не беспокоить честных сторожевых собак. Встречные рощи — насквозь, через подлесок, удаляться от дороги Балис не рискнул, всё-таки единственный ориентир в абсолютно незнакомой местности. К счастью, подлесок оказался не особенно густым: похоже, местные жители усиленно вырубали кустарники и молодые деревца для своих надобностей. В данной ситуации этому можно было только радоваться.

— Бегом!

Да уж, тут не растолстеешь…

Путь до большой дороги оказался намного сложнее, чем планировалось. Началось всё, конечно, за здравие: Битый знал в окрестных горах каждую тропку, старика священника усадили на коня благородного сета и тронулись в путь. Через час Мирон начал заметно хромать. Еще через полчаса стало ясно, что по пересеченной местности он не ходок. К чести Нижниченко, он не стал строить из себя героя и без всяких споров уселся на и так груженного сверх всякой меры Ушастика. Суперпони, похоже, увеличения нагрузки даже не заметил, но это было только начало. Ещё через полчаса из сил выбился Йеми. Посадить двух человек на двужильного конька не было физической возможности, Мирону пришлось перебираться к Огустину. Коню благородного сета это категорически не понравилось, и он резко сбавил темп. Уговоры и понукания хозяина никакого эффекта не дали. Огустин применил свои способности к мысленному общению, после чего заявил, что быстрее двигаться с такой нагрузкой скакун не в состоянии. В довершение всего, вскоре после полудня зарядил мелкий нудный дождь, так же замедливший передвижение. В итоге, за день они даже не смогли добраться до тракта: быстрые весенние сумерки застали путешественников в предгорьях. К счастью, перед тем как стемнело, они успели заметить петляющую неподалеку дорогу с вершины холма.

Заночевать решили в заросшей кустарником лощине, где заметить их было невозможно, если только не подобраться вплотную. Пока Мирон, Женька и Битый обустраивали лагерь, Йеми давал Балису и Сашке последние наставления о том, как вести себя в городе. По окончании инструктажа протянул небольшой свиток, перевязанный тонкой и липкой на ощупь, вероятно — просмоленной, веревкой, один из концов которой был украшен небольшой сургучной печатью.

— Что это? — удивился Балис.

— Читать умеешь?

— На своём языке — умею. На вашем — не пробовал.

— Попробуй.

Развернув свиток, Гаяускас попытался в неровном свете небольшого костерка разобрать начертанные письмена. Тщетно. Чудесным образом приобретенное знание языка касалось только устной речи.

— Здесь написано, что предъявитель сего, именем Балис, младший гражданин, состоит на службе у благородного сета Олуса Колины Планка и послан оным сетом в город Плесков по его, сета, делам.

— Неплохо.

— Лишний раз грамотой этой трясти не надо. Только если местная стража прицепится. Лучше всего никакой лишней памяти в городе о себе не оставлять.

— Еще бы не лучше, — усмехнулся отставной капитан. — А чего только на меня одного?

— А про Сашу скажешь: "Это со мной". Младший гражданин вполне может иметь своих слуг. Особенно подростков. Дело житейское.

— Ясно. А почему — "младший"?

— Так, мы с тобой это уже обсуждали. Ты сегодня кто по происхождению?

— Оксенец, но родился в Море и родного языка не знаю.

— Вот потому и младший, что оксенец. Старшие граждане — это коренные морриты неблагородного происхождения.

— Ясно.

— Больше ничего не забыл?

Балис пожал плечами.

— Вроде, всё помню.

— Хорошо. Дай-ка свой кинжал на минутку.

Немного удивленный, капитан достал из-под плаща универсальный нож.

— Зачем он тебе?

Кагманец несколько мгновений подержал его, чуть покачивая, на ладони, словно взвешивая, а затем резким движением метнул в белевший в свете костра ствол растущей в нескольких шагах молодой березки. Нож с глухим стуком глубоко вонзился в дерево.

— Примерно таким вот образом, — удовлетворенно сказал Йеми. — Это чтобы ты не волновался: я умею кидать не только волшебные кинжалы.

— А разве я волновался?

— Мне показалось, что да. Во всяком случае, когда ты узнал, что на мои кинжалы наложены заклятья, то выглядел очень разочарованным.

— Да я уж и забыл про это, — честно признался морпех. — Но, вообще это хорошо, что умеешь кидать не только волшебные. А то волшебного может не оказаться под рукой, когда будет нужно.

— Поэтому-то и учился кидать обыкновенные, — усмехнулся Йеми, вытаскивая глубоко засевший в дереве нож.

— Остается только надеяться, что это искусство нам в ближайшее время не понадобится.