Алексей Шепелёв - Грани судьбы

— И-и, сынок, какое тебе метро. Нешто я на старости лет под землю полезу? Срамно, прости Господи. Я уж лучше пешком, скажи только, как дойти.

— Пешком — тогда вот сюда, до канала Грибоедова, — махнул рукой в сторону Демидова моста Балис. — На ту сторону перейдёте — и направо. Так до собора и дойдёте.

— Ой, спасибо, сыночки, — радостно улыбнулась женщина. Её улыбка показалась Гаяускасу какой-то особенно доброй и тёплой, по-настоящему материнской. — Помогли, подсказали старой. Я-то иду батюшке Серафиму поклониться. Слыхали, счастье-то какое: мощи батюшкины в Казанском соборе чудесно обретены. Я вот помолюсь ему, свечку поставлю, оно хорошо и будет.

— Какие мощи? — изумился Огоньков. — Это ж одно только название, что собор. Он давно уж не собор, а музей. Какие там могут быть мощи?

— И-и, сынок, не знаю я музеев никаких. Старая я, тёмная, да.

Насчёт собственной старости, на взгляд Балиса, женщина переигрывала: не смотря на морщины и полное отсутствие косметики было ей немногим за пятьдесят. Предпенсионный возраст.

— А только если батюшка Серафим там явился, значит, Богу было так угодно, значит, место то Богом отмечено. И помолиться Господу там благолепно будет. Так что уж пойду я и помолюсь. И за вас, сыночки, помолюсь тоже. О здравии вашем, да о благополучии. Как имена ваши?

— Вячеслав, — серьёзно ответил Огоньков.

— Балис, — машинально поддержал товарища капитан.

— Да что ж за имя такое: Балис? — удивилась женщина. — Ты что ж, не русский или не крещёный?

Гаяускас вздохнул. Верно говорят: ни одно доброе дело не обходится безнаказанным. Сейчас начнёт тётка кликушествовать на весь рынок рыжему Толяну и его подельникам на потеху. Соврать что ли что-нибудь? А почему, собственно, он должен врать?

— Не крещёный. И не русский: литовец я.

К удивлению морпеха женщина вместо ожидаемого припадка злобы к инородцу улыбнулась всё той же доброй улыбкой и произнесла:

— А то не страшно, что литовец. У Господа нашего все равны, был бы человек хороший. Как в писании сказано: несть ни эллина, ни иудея. А вот что некрещёный — то беда. Большая беда. Но свечку батюшке Серафиму я за тебя всё равно поставлю. Батюшка — молитвенник сильный, авось упросит Господа, чтобы тебя вразумил. Так и крестишься. Ну, спасибо вам, сыночки, и прощайте. Храни вас Господи!

Странная женщина повернулась и медленно побрела в указанном Балисом направлении. Через несколько минут капитан морской пехоты позабыл об этом странном разговоре.

— Ступай, воин, — подытожил Патрик.

— А мальчик-то? — последний раз попытался добиться хоть какой-то определённости Балис.

— Ступай, — твёрдо повторил святой. — Теперь всё зависит только от Господа и от вас самих.

На самолёте Серёжка один раз в жизни летал. Из Кишинёва в Ленинград, вместе с мамой. Не интересно. Хоть его место и оказалось возле иллюминатора, но всё равно он ничего не увидел, кроме мутной пелены облаков да серой земли далеко внизу. Попробуй, разгляди, над чем именно пролетаешь. Даже Днепр мальчишка так и не заметил. Нет, поезд — намного лучше и интереснее.

Вот если бы самолёты летали низко-низко. На высоте московского чёртова колеса, например. Вот это было бы здорово. На нём Серёжка катался вместе с папой, когда они через Москву ехали в Куйбышев. Сначала ничего особенно не видно, потому что колесо это в парке, там деревья высокие всё закрывают. Зато когда кабина поднялась над деревьями, мальчишка просто обомлел от восторга. Тут тебе и Кремль, и Москва-река, и Университет на Ленинских горах, и Лужники. А ещё рядом была Шуховская башня, про которую Серёжка раньше даже ничего не знал. Папа рассказал, что с неё на всю страну передавали радио и телевидение, когда не было башни Останкинской. Кстати, ту и с колеса они не разглядели: Москва очень большая, всю даже с такой высоты не разглядишь. А вот полетать бы над ней на такой высоте и всю посмотреть — вот бы было интересно. Серёжка сказал об этом папе, а тот ответил, что самолёты так низко летать не могут. А если бы могли, то это было слишком опасно: можно в дом врезаться. Это правда: совсем рядом с чертовым колесом, сразу за парком два высоченных корпуса стояли. А дальше Университет, он тоже выше колеса. Даже если бы не Ленинских горах стоял, всё равно бы, наверное, выше был, а так уж вообще…

В общем, на такой высоте летать могут не самолёты, а птицы, потому и называется "высота птичьего полёта".

С такой высоты Серёжка сейчас и наблюдал происходящее. Словно стоял на вышке или летел под облаками. А внизу… Внизу шел бой.

В своё время Серёжку никогда не нужно было уговаривать поиграть в войну, надо было лишь только позвать. Потом ему пришлось побывать и на настоящей войне. Но, откровенного говоря, в военном искусстве он не разбирался совершенно. Впрочем, чтобы понять, что происходит внизу, не нужно было быть великим стратегом. Какое-то войско было окружено посреди холмистой равнины в несколько раз более превосходящим его по численности противником. В такой ситуации слабейшие обычно сдаются, потому что шансов на спасение у них практически нет.

Окруженные всё-таки не сдавались. Они упорно пробивались из кольца, рассчитывая, наверное, что, проврав окружение, смогут отступить. Присмотревшись повнимательнее, Серёжка понял, что и правда, наверное, смогут. Большую часть окружившего войска составляла тяжелая пехота, вооруженная копьями и мечами. А внутри кольца находились конные рыцари. Если им удастся вырваться наружу, то пехота их, конечно, не догонит. Правда, у окруживших была и конница, но не так уж и много. Примерно столько же, сколько было у противника или даже меньше.

Словом, не таким уж и безнадёжным оказалось положение рыцарей, шансы у них были. Но только их предводитель сделал глупость. Раз уж спасаться, так надо бить туда, где кольцо тоньше всего, правильно? А командир окруженных, словно нарочно, вёл своих людей в самую гущу вражеской пехоты. Ещё бы, ведь на острие его удара приходился командный пункт противника. Серёжка видел, как на вершине холма развевается пурпурное знамя с вышитыми золотыми цветами. Конечно, своего командира пехотинцы будут защищать изо всех сил.

Мальчишка расстроился. Пусть это только сон, а всё равно жалко. Он уже проникся симпатией к окруженным рыцарям, потому что они были смелыми и слабейшей стороной в этой битве. Обидно будет, если их всех перебьют. Но почему они так ошиблись? Ударь они сейчас вправо или влево — и кольцо почти наверняка будет прорвано. Но окруженный отряд напоминал каплю воды, устремлённую острием на холм с пурпурным знаменем. И эта капля медленно, но верно наползала на вершину холма, подминая под себя, вражеских пехотинцев. Верно, но очень медленно. Слишком много было врагов, слишком мало рыцарей. Нет, неправильно они спасаются. Если только — спасаются…а не…