Ширли Джексон - Птичье гнездо [litres]

Пригодных вещей оказалось совсем мало. Все из-за Бетси, с досадой подумала она, если бы та повела себя благоразумно и просто отдала ключ, ничего бы не случилось, и ее одежда, которая, кстати, стоила денег, осталась бы цела, но Бетси коварная и, ко всему прочему, расточительная. Взять хотя бы этот номер в отеле – совершенно лишняя трата, притом чужих денег. Ей хотелось поскорее рассчитаться и покинуть отель, прежде чем персонал обнаружит разгромленный номер. В конце концов, разгромила его Бетси, а отвечать, в том числе за разбитое зеркало, придется ей.

Собрав все, что можно было починить, залатать или хоть как-то использовать, она захлопнула чемодан и огляделась вокруг – ничего не забыла? Затем торопливо надела пальто, подхватила чемодан, сумочку и… замерла на месте. Бетси возвращалась.

Она бросила чемодан, кое-как отыскала в сумочке ключ и метнулась к двери. Не успела она вставить ключ в замочную скважину, Бетси подлетела и с яростным криком вцепилась зубами ей в руку – ключ выпал, и Бетси тотчас его подобрала. Если она позволит Бетси завладеть ключом, то никогда не выберется из номера. Она схватила Бетси за волосы и, дернув изо всех сил, оттащила от ключа. Тяжело дыша, они отпустили друг друга и несколько секунд ждали, словно две дерущиеся кошки. С невероятной скоростью ее соперница снова рванулась к цели, но едва Бетси коснулась ключа, она с разбегу наступила ей на руку.

Она знала: ничто не причинит Бетси боль, ничто не способно ранить эту темную душу. Можно только попытаться ее пересилить. Осторожно, почти с нежностью она одной рукой обхватила горло Бетси и медленным, уверенным движением сжала пальцы. Она не проронила ни звука – берегла дыхание, – а вот жертва заверещала, отчаянно хватая ртом воздух, и впилась в душившую ее руку ногтями. Потом стала брыкаться и рухнула на пол, зацепив ногой провод от ночника. Ночник со звоном разбился – кто-нибудь прибежит на шум, подумала она. Бетси принялась царапать ее лицо, но вдруг вскрикнула: «Мама!» – и обмякла.

Она разжала пальцы и, судорожно дыша, перекатилась по полу туда, где лежал ключ. Затем медленно, морщась от боли, встала, подошла к двери и открыла ее.

– Наконец-то, – радостно заговорила медсестра, – долго же вы спали. Ну как, чувствуете себя бодрой и свежей?

Есть множество комнат с белыми стенами и множество кроватей с белыми простынями, но только в больницах белые стены, и белые простыни, и столик у кровати, на котором стоит стакан воды с соломинкой, и медсестры, которые вот так радостно с вами разговаривают.

– Где? – спросила она и тотчас почувствовала невыносимую резь в горле.

– Не болтаем, – шутливо погрозила пальцем медсестра. – У нас болит горлышко, да? Но мы не будем расстраиваться. Мы хорошенько вымоемся, а потом придет доктор и нас посмотрит. И мы не будем болтать, не будем волноваться, а главное – не будем вспоминать, что случилось. Зачем вспоминать такие ужасы, правда? Давайте-ка чуть повернем головку, чтобы я не задевала царапины на щеке. Вот так. – Отступив на шаг, медсестра простодушно улыбнулась. – Скоро будете хорошенькой, как прежде, – весело добавила она.

– Где?

– Где – что? Спрашиваете всякие глупости. – Медсестра засмеялась и снова погрозила пальцем. – Доктор будет ругаться, если увидит, что мы разговариваем. И не похвалит нас за то, какие мы сегодня красивые, не то что вчера, совсем другое дело! Как же все-таки мы хорошо придумали – взять с собой ту записку, – очень хорошо придумали. – Она повернулась к двери и разве что не сделала реверанс. Ее веселое лицо мгновенно стало серьезным. – Доброе утро, доктор.

– Доброе утро. Доброе утро, мисс Ричмонд. Как сегодня ваше горло?

– Болит.

– Надо думать. – Доктор колебался. – Я не хочу, чтобы вы лишний раз напрягали горло, но, возможно, вы помните, что произошло? Вы знаете, кто пытался вас задушить?

– Никто.

– Мисс Ричмонд, кто-то схватил вас за горло и оставил заметные следы. И вы хотите сказать, что не знаете, кто это был?

– Она меня поцарапала.

– Кто?

– Доктор, – немного взволнованная, сообщила медсестра, – пришел врач мисс Ричмонд, он ждет за дверью.

– Разумеется, пригласите его. Благодаря записке, лежавшей у вас в сумочке, нам удалось разыскать вашу тетю и врача, который вас лечил, и они быстро приехали.

Доктор встал и вышел из палаты. Она услышала тихий разговор.

– С прошлого вечера, – сказал доктор, потом заговорил его собеседник, потом снова доктор. – …за ней в отеле.

Медсестра подошла и взглянула на нее с безграничной добротой.

– Вы – счастливица, – загадочно проговорила она.

– …нанесла сама, но так, чтобы… – послышалось из коридора.

– Тетя Морген? – спросила она медсестру.

– Она внизу. Пришла, чтобы забрать свою девочку домой.

Дверь распахнулась, и доктор вернулся в палату. За ним мелкими шажками вошел мужчина пониже, бледный и встревоженный.

– Записка с моим именем и адресом. – Мужчина, видимо, подтвердил слова доктора, и тот кивнул.

Они встали по обе стороны кровати, медсестра поспешила отойти.

– Жаль, что она так мало говорит, – сказал доктор. – Похоже, мы не узнаем, кто это сделал.

– Я знаю, кто это сделал, – отстраненно произнес невысокий мужчина. Он мрачно смотрел на нее, а потом протянул руку и коснулся царапин на щеке. – Бедное дитя. Мы так волновались.

Она подняла на него полный недоумения взгляд.

– Вы вообще кто такой?

Поскольку меня не прельщает перспектива превратить работу над случаем Элизабет Р. в дело всей своей жизни (впрочем, я знаю тех, кто потратил целую жизнь на вещи куда менее значительные), я считаю излишним посвящать читателя во все подробности второго, заключительного, этапа лечения. С одной стороны, я убежден, что, хотя человеку непосвященному все равно до конца не понять ценности использованных мной методов, слишком глубокое исследование подобного случая может в некоторой степени снизить эффективность аналогичных методов для других пациентов: больной хорошо знает каждый последующий шаг и готов к нему. С другой стороны, я сам испытываю по поводу мисс Р. смешанные чувства, и меньше всего мне хочется перегружать мой рассказ лишними деталями. Кроме того, подозреваю, что сегодняшние читатели (Вы еще здесь, друг мой? Нас не стало больше с тех пор, как мы виделись последний раз. Литература – я настаиваю, сэр – исчезающий вид искусства.) не захотят покорно изучать описание чьей-то кропотливой работы – им не терпится поговорить о своих достижениях, чужие их не интересуют.

Так или иначе, я сокращу мое повествование и как можно скорее перейду к выводам. Полагаю, у моих читателей сложилось впечатление, что я не слишком уравновешенный человек – как и большинство из нас, честно говоря. Я был ужасно раздосадован, узнав, что Бетси похитила мисс Р., а когда спустя три дня мне пришлось срочно мчаться в Нью-Йорк (город, к которому я питаю особое отвращение), к тому же на самолете (хуже может быть только поездка на верблюде), обрадовался и того меньше. Я поехал вместе с мисс Джонс, многоуважаемой тетей мисс Р., чья компания не сильно скрасила мое путешествие. Мисс Джонс то потешалась над моей боязнью летать на самолете, то упрекала меня в том, что я «позволил бедной девочке сбежать». Последнее – учитывая, что я единственный, кому удавалось хоть как-то сдерживать Бетси, – было с ее стороны неблагодарностью и нахальством. В общем, мой путь до Нью-Йорка оказался на редкость утомительным.