Ширли Джексон - Птичье гнездо [litres]

– Где она?

– Полквартала отсюда. Видите свет – вон там? Скорее всего, – добавила женщина, которая теперь казалась Бетси тетей Морген, – вы найдете их вместе.

Широко шагая по улице, Бетси злилась на маму: та пряталась где-то с Робином и не желала, чтобы Бетси его нашла. А ведь она просто хотела быть счастливой. Хорошо хоть тетя Морген ей все рассказала, иначе эти двое так и морочили бы ей голову, а еще притворялись бы, что у нее день рождения. Рыб нет, отметила Бетси, поднявшись на невысокую ступеньку перед дверью и тут же спустившись с такой же ступеньки внутри, – им повезло.

– Я ищу мою маму, – сообщила она мужчине за столом. – Они, скорее всего, спрячутся от меня.

– Вы ищете маму?

– Возможно, они очень давно здесь не появлялись. Хотели спрятаться от всех. Но мне нужна моя мама.

Мужчина улыбнулся и многозначительно спросил:

– Розовый номер?

– Да, именно.

– Мисс Уильямс, – он откинулся на стуле, обращаясь к девушке за коммутатором, – в 372-м кто-то есть?

– Сейчас проверю, мистер Арден. Это ведь розовый номер?

– Да. Тут юная леди спрашивает.

– Линия занята, мистер Арден. Значит, там кто-то есть. В розовом номере, мистер Арден.

– Розовый номер, – с нежностью повторил мужчина. – Мисс Уильямс, туда отнесли шампанское?

– Секунду, мистер Арден. Шампанское и букетик роз. Подарки и поздравления. Отнесли утром, мистер Арден.

– Чудесно, мисс Уильямс. А теперь юная леди спрашивает. – Мистер Арден с улыбкой повернулся к Бетси. – Небольшое торжество, – пояснил он. – Подарки от заведения. – Каждый постоялец… каждый постоялец особенный. – И его лицо залилось краской.

– Можно мне пойти туда? – спросила Бетси.

– А вас ожидают? – удивился мистер Арден.

– Конечно.

– Что ж, – он сделал красноречивый жест рукой. – Вы уверены?

– Уверена. Я уже опаздываю.

Мистер Арден кивнул.

– Мисс Уильямс, проводите юную леди в розовый номер.

– Как скажете, мистер Арден. Пройдемте со мной, мисс.

На стенах лифта Бетси также не увидела рыб. Очень хороший знак, решила она. Стены наверху были выкрашены в бледно-зеленый цвет, совсем не похожий на цвет морской воды, хотя и навевавший мысли о глубине, погружении, потере, угасании, бессилии…

– Розовый номер пользуется большим спросом, – заметила мисс Уильямс, когда они вышли из лифта. – Туда всегда приносят шампанское и букетик роз – для невесты. За счет отеля, разумеется. Такая чудесная традиция.

– Они, скорее всего, спрячутся.

– Нам сюда. Последняя комната слева. Чтобы никто не мешал. – Мисс Уильямс тихонько хихикнула.

– Сюда?

– Нет-нет. Позвольте, я постучу. – Она снова хихикнула. – В розовый номер мы всегда стучим дважды.

– Там сказали «войдите».

– Добрый вечер, – произнесла мисс Уильямс, открыв дверь. – Вот юная леди, которую вы ждали, мистер Харрис.

– Добрый вечер, Бетси. – Из другого конца комнаты ей мерзко ухмылялся Робин.

– Нет, нет… – Бетси попятилась на мисс Уильямс, – только не он, только не Робин.

– Прошу прощения? – Мисс Уильямс уставилась на Бетси. – Прошу прощения?

– Я тебе не позволю, никогда в жизни, – бросила Бетси Робину, – и мама не позволит.

Оттолкнув мисс Уильямс, она кинулась прочь из номера.

– Простите ради бога, мистер Харрис, – пробормотала мисс Уильямс, – в розовом номере… кто бы мог подумать…

– Ничего страшного. Видимо, какая-то ошибка.

Бетси слышала, как он бежит за ней по коридору, потом по лестнице. Не споткнуться бы, думала она, только не Робин, так не честно, она столько преодолела, так старалась, только не Робин, так не честно, она никому больше не позволит, скорее, прочь, пока он не догнал, прочь…

– Робин, – повторяла Бетси, – Робин, милый, зови меня Лисбет, Лисбет.

Он бежит за ней? Скрыться в тени, стать невидимой, забежать за угол и исчезнуть, оторваться от него… Он внизу? В дверях? Ухмыляется, раскинув руки ей навстречу? Она может бежать быстрее?

Наконец лестница кончилась. Бетси подскочила к двери, которая вела в вестибюль, и навалилась на нее. За дверью ждал он, ждал ее, как всегда.

– Нет, не надо, пожалуйста, – взмолилась Бетси.

Она увернулась от его руки и, зарыдав, бросилась к двери на улицу.

– Воровка! – громко крикнул чей-то голос.

– На помощь! – крикнул другой.

Он смеялся ей вслед. Бетси на бегу закрыла лицо руками и чуть не упала, споткнувшись о невысокую ступеньку перед дверью. На улице сияли огни, она приоткрыла глаза, но не смела взглянуть назад, потому что слышала его шаги.

– Робин, – твердила Бетси, – Робин, зови меня Лисбет, Лисбет, зови меня Лисбет, милый Робин, зови меня Лисбет.

Она падала, и падала, и падала, и никто не мог ее поймать.

В номере отеля она пыталась собрать в чемодан те вещи, которые еще могли пригодиться. В порыве гнева она искромсала и порвала одежду, шторы, подушки, но теперь у нее в руках сумочка с ключом и нужно торопиться. Бетси – а именно ее стоило опасаться больше всего – могла вернуться в любую минуту. На столе среди сломанных карандашей и разлитых чернил она нашла очень важную записку. Записку следовало спрятать в чемодан, а потом отдать, кому – она пока не знала. Недоумевая, как что-то важное может быть написано на крохотном клочке бумаги, она тем не менее прекрасно понимала: оно не должно попасть в руки Бетси. Ей на миг показалось, будто ценность записки преувеличена, как ценность наперстка или носового платка в детской игре: пока идет игра, к нему приковано всеобщее внимание, как только игра заканчивается, никому нет до него дела. К тому же она не могла прочесть записку. Люди ежедневно держат в руках сотни таких клочков бумаги: реклама сухой чистки занавесок, которую прачечные кладут в пакеты с бельем; ярлыки, подтверждающие чистоту пасхальных яиц; вкладыши в театральные программки, сообщающие, что на двенадцатой странице допущена непреднамеренная ошибка и вместо «мисс такая-то» следует читать «мисс такая-то». Как бы то ни было, прочесть записку она не могла.

Она понятия не имела, кто и зачем написал ее, кому, когда и как ее следовало вручить, однако на всякий случай спрятала клочок бумаги в сумочку. Нужно сделать все возможное, чтобы передать его по назначению, хотя бы потому, что тогда он не достанется Бетси. Она потратила драгоценные минуты, ломая голову над написанным, однако ничего толком не разобрала. Там были какие-то цифры, а еще слова, которые издали казались четкими, но стоило поднести клочок поближе к глазам, превращались в бессмысленные закорючки. Уверенная в особой важности записки, она решила положить ее между купюр в кошельке. Она знала, что, прежде чем расплатиться за конфеты, или журнал, или такси, тщательно проверит деньги, а значит, точно не потеряет заветный клочок.