Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

Я пошел домой встревоженный и не вполне уверенный, что слышал и видел других живых существ, кроме ящериц. Все казалось слишком уж странным и необъяснимым. Как будто среди нескольких явлений — объективных и субъективных, составляющих этот случай, было нечто неопределенное, распространившее свое сомнительное влияние на случившееся, отчего все казалось нереальным. И это мне не нравилось.

На следующее утро за завтраком я увидел новое лицо: напротив меня сидела молодая женщина, на которую я мельком взглянул, садясь за стол. Когда она заговорила с высокой и крупной женщиной, которая снизошла до того, чтобы подождать нас, мое внимание привлек ее голос, немного похожий на тот, что звучал в моих ушах при воспоминании о вчерашней авантюре. Почти сразу в комнату вошла еще одна девушка, постарше, села слева от первой и нежным голосом произнесла: «Доброе утро». При этих звуках я вздрогнул: именно их напомнил мне голос первой девушки. Рядом со мной сидела незнакомка, встреченная в лесу, сидела «такая, какая есть» [86] Цитата из романа «Послы» американского писателя Генри Джеймса (1843–1916). .

Очевидно, они были сестры. Испытывая смутный страх, что во мне могут узнать бесславного молчаливого героя вчерашнего приключения, поведение которого в моем сознании и совести невольно ассоциировалось с подслушиванием, я позволил себе лишь торопливо выпить тепловатый кофе, приготовленный на такой крайний случай обладающей даром предвидения официанткой, и вышел из-за стола. Выходя из дома, я услышал, как глубокий и сильный мужской голос поет арию из «Риголетто». Должен признаться, пение было прекрасным, но что-то в исполнении раздражало; не понимая, что меня раздражает и почему, я быстро ушел.

Вернувшись в этот день позже обычного, я увидел старшую сестру на крыльце в обществе высокого мужчины в черном костюме — того мужчины, которого я ожидал увидеть. Весь день меня не покидало желание узнать что-нибудь об этих людях, и теперь я твердо решил выяснить о них правду любым путем, лишь бы тот не был бесчестным или низким.

Мужчина легко и приветливо болтал с собеседницей, но при звуке моих шагов по гравийной дорожке замолк и, обернувшись, посмотрел мне прямо в лицо. Он был среднего возраста, темноволосый и очень красивый. Безукоризненно одетый, он непринужденно и грациозно держался, а устремленный на меня взгляд был открытым и независимым, без малейшего намека на грубость. Тем не менее он всколыхнул в глубине моего сознания какое-то особое чувство, при последующем анализе к нему примешались ненависть и ужас — не хочется называть это страхом. Мгновение — и мужчина, и женщина исчезли. Похоже, они владели особым трюком — неожиданно исчезать. Однако, войдя в дом, я увидел их через открытую дверь в гостиной — они просто поднялись туда из сада, куда вело французское окно, открывавшееся до пола.

Осторожно подведенная к разговору о новых гостях, квартирная хозяйка проявила учтивость. Продемонстрировав недостаточное уважение к английской грамматике, она поведала вот что: девушки, Полина и Ева Мейнард, родом из Сан-Франциско; Полина — старшая. Мужчина — Ричард Беннинг, их опекун, близкий друг их покойного отца. Мистер Беннинг привез сестер в Браунвилл в надежде, что горный климат пойдет на пользу Еве, у которой врачи подозревали туберкулез.

Эту короткую и простую информацию хозяйка умудрилась превратить в панегирик мистеру Беннингу, говоривший, насколько горячо она верит в желание и возможности последнего платить за те прекрасные удобства, которые она ему предоставляет. Она не сомневалась, что у него золотое сердце: ведь он так привязан к своим прекрасным подопечным и так трогательно заботится об их комфорте. Это свидетельство не удовлетворило меня, и я мысленно произнес, как в шотландском суде: «Не доказано» [87] В шотландском уголовном законодательстве предусмотрена возможность вместо «невиновен» выносить вердикт «не доказано», что оставляет некую тень виновности на подсудимом. .

Конечно, мистер Беннинг был очень внимателен к девушкам. В своих прогулках по округе я часто встречал эту троицу — иногда в обществе других гостей пансионата, — они лазили по ущельям, ловили рыбу, стреляли по цели — словом, всячески старались разнообразить деревенскую жизнь, и хотя я наблюдал их на достаточно близком, насколько позволяли хорошие манеры, расстоянии, однако не заметил ничего предосудительного, что могло бы объяснить странную беседу в лесу. Я уже познакомился с девушками, а с их опекуном обменивался взглядами и даже приветствиями без особой неприязни.

Прошел месяц, и я почти перестал интересоваться их делами, но однажды наше небольшое общество было потрясено ночным событием, которое живо напомнило то, что я испытал в лесу.

Умерла Полина, старшая из девушек.

Сестры занимали одну спальню на третьем этаже. Проснувшись на рассвете, Ева обнаружила, что Полина мертва. Позже, когда несчастная девушка заливалась слезами у тела сестры в окружении сочувствующих, пусть и не очень тактичных соседей, в комнату вошел мистер Беннинг и хотел взять ее за руку. Она отпрянула от покойной сестры и медленно пошла к двери.

— Это твоих рук дело, — выкрикнула Ева. — Твоих… твоих… твоих…

— Она бредит, — проговорил мистер Беннет тихим голосом. Девушка отступала от него, а он надвигался — шаг за шагом, неотвратимо, не спуская с нее упорных глаз, в которых не было ни нежности, ни сочувствия. Она остановилась, рука, поднятая как бы для обвинения, безвольно упала, расширенные зрачки сузились, веки, опустившись, скрыли необычную, дикую красоту глаз; она застыла на месте, а лицо ее стало таким же белым, как у мертвой сестры. Мужчина взял ее руку и осторожно обнял за плечи, как будто поддерживал. Неожиданно девушка разразилась слезами и прильнула к нему, как ребенок к матери. Он улыбнулся, его улыбка мне не понравилась — впрочем, любая улыбка была здесь неуместна, — и молча вывел ее из комнаты.

Было дознание — и обычное заключение: покойная скончалась из-за «болезни сердца»; тогда еще не говорили о «сердечной недостаточности», хотя сердцу Полины, несомненно, многого недоставало. Труп забальзамировали и отвезли в Сан-Франциско специальные службы — ни Ева, ни Беннинг не сопровождали его. Некоторые отважились счесть такое поведение странным, а самые смелые пошли еще дальше и твердо верили, что так оно и есть на самом деле, но добрая хозяйка благородно бросилась на защиту постояльцев, объясняя их поступок хрупким здоровьем девушки. Известно, что никто из двоих, которых это событие коснулось больше других, но, очевидно, меньше интересовало, не дал никаких объяснений.

Однажды вечером, через неделю после смерти Полины, я вышел на веранду пансионата за книгой, забытой там раньше. В тени виноградной лозы, затенявшей лунный свет, я заметил Ричарда Беннинга; его присутствие здесь меня не удивило, так как еще раньше я услышал нежный, мелодичный голос Евы Мейнард. Теперь же различил и ее самое; девушка стояла рядом с Беннингом, положив руку ему на плечо, и не сводила, насколько я мог судить, с него глаз. Ее свободную руку он держал в своей, грациозно и с достоинством склонив голову. То были отношения любовников, и я, стоя в глубокой тени, чувствовал себя еще более виноватым, чем в ту памятную ночь в лесу. Я уже собрался потихоньку удалиться, как тут девушка заговорила, и контраст между ее словами и позой был таким разительным, что я остался стоять, позабыв о том, что хотел уйти.