Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

В тот же вечер, получив страховой полис, я поджег дом и лесом отправился в город за две мили отсюда, где меня и нашли в то время, когда тревога была в полном разгаре. С воплями ужаса, выражая опасения за судьбу своих родителей, я присоединился к бегущей толпе и попал на пожарище через два часа после того, как поджег дом.

Когда я прибежал на место, весь город был уже там. Дом сгорел дотла, но посреди ровного слоя тлеющего пепла целый и невредимый красовался книжный шкаф! Занавески сгорели, обнаружив стеклянные дверцы, и зловещий багровый свет озарял внутренность шкафа. В нем «точно как живой» стоял мой незабвенный отец, а рядом с ним — подруга его радостей и печалей. Ни одного волоска у них не опалило огнем, и одежда их была не тронута. На голове и шее виднелись раны, которые я был принужден нанести им, чтобы достигнуть своей цели. Толпа смолкла, словно увидев чудо: благоговение и страх сковали языки. Я сам был очень взволнован.

Года через три после этого, когда описанные выше события почти изгладились из моей памяти, я поехал в Нью-Йорк, чтобы принять участие в сбыте фальшивых облигаций Соединенных Штатов. Однажды, заглянув случайно в мебельную лавку, я увидел точную копию того книжного шкафа.

— Я купил его почти даром у образумившегося изобретателя, — объяснил торговец. — Он сказал, что этот шкаф — несгораемый, потому что поры в дереве заполнены квасцами под гидравлическим давлением, а стекло сделано из асбеста. Не думаю, впрочем, чтобы он действительно был несгораемый, — вы можете его приобрести за ту же цену, что и обыкновенный книжный шкаф.

— Нет, — сказал я, — если вы не даете гарантии, что шкаф несгораемый, я его не куплю, — и, простившись с торговцем, я вышел из лавки.

Я не взял бы его и даром: он вызывал во мне чрезвычайно неприятные воспоминания.

Меня зовут Джон Бренуолтер. Мой отец, пьяница, получил патент на кофейные зерна, которые сделал из глины; но, как честный человек, сам не занимался их производством. Поэтому он был не очень богатым человеком: отчисления за столь ценное изобретение еле покрывали издержки от тяжбы с мошенниками, покусившимися на его авторское право. Из-за этого я был лишен многих преимуществ, которые имели дети менее щепетильных и бесчестных родителей, и если б не благородная и преданная мать, которая, забросив всех братьев и сестер, лично занялась моим воспитанием, расти бы мне в невежестве и ходить, как все, в школу. Быть любимцем у хорошей матери — это дорогого стоит.

Когда мне было девятнадцать лет, отец имел несчастье умереть. У него было отменное здоровье, и его неожиданная смерть за обеденным столом никого не удивила больше, чем его самого. Только утром пришло сообщение, что ему выдан патент на устройство, позволяющее бесшумно взламывать сейфы с помощью гидравлического давления. Руководитель патентного ведомства назвал устройство самым оригинальным, самым эффективным и продаваемым изобретением, какое он когда-либо видел, и мой отец уже предвкушал впереди обеспеченную и достойную старость. Понятно, что внезапная смерть стала большим разочарованием для него, но мать, славившуюся благочестием и покорностью воле Небес, эта утрата не так уж сильно расстроила. После обеда, когда тело моего бедного отца убрали с пола, она позвала нас в соседнюю комнату и сказала следующее:

— Дети мои, исключительное событие, свидетелями которого вы только что были, одно из самых неприятных в жизни добропорядочного человека, и, уверяю вас, мне оно тоже не доставило удовольствия. Верьте, что я не приложила к этому руку. Хотя, — прибавила она, потупив глаза в глубокой задумчивости, — хорошо, что он умер.

Эти слова она произнесла с такой убежденностью в их справедливости, что ни у кого из нас не хватило духу задать ей какой-нибудь вопрос. Изумление матери, когда кто-нибудь из детей вел себя неправильно, было для нас страшней всего. Однажды, когда в приступе раздражительности я позволил себе вольность и отрезал ухо младенцу, ее простые слова: «Джон, ты удивляешь меня!» — показались мне таким страшным выговором, что после бессонной ночи я пришел к ней весь в слезах и, бросившись на колени, воскликнул: «Прости, мамочка, что я удивил тебя». Так что мы все — в том числе и одноухий малыш — почувствовали: лучше всего принять как должное ее утверждение, что нашему дорогому папочке стоило умереть. Мамочка продолжала:

— Должна сказать вам, дети мои, что в случае внезапной смерти по неясным причинам, согласно закону, должен приехать коронер, который разрежет тело на куски и покажет их разным людям, а те осмотрят их и тогда объявят человека мертвым. За это коронер получает много денег. В нашем случае я хочу избежать болезненной формальности; ее никогда не одобрили бы… останки. Джон, — тут мамочка обратила свое ангельское лицо на меня, — ты образованный юноша и очень осмотрительный. Тебе предоставляется возможность отплатить добром за те жертвы, которые все мы принесли, чтобы ты получил надлежащее воспитание. Пойди и убей коронера.

Восхищенный этим неопровержимым доказательством материнского доверия и возможностью отличиться в том, что отвечало моим врожденным склонностям, я опустился на колени и поднес материнскую руку к губам, смочив ее благодарными слезами. Еще не пробило пяти часов, как я расправился с коронером.

Меня сразу же арестовали и бросили в тюрьму, где я провел ужасную ночь, не в силах уснуть из-за брани сокамерников — двух священников, богословское образование которых породило в их умах множество нечестивых мыслей и наградило несравненным по уровню сквернословия языком. Но ближе к утру они разбудили спящего в соседнем помещении тюремщика, который вошел в камеру и, осыпав священников грязными ругательствами, предупредил: если он услышит хоть слово брани, то даже духовный сан не помешает ему вышвырнуть их на улицу. После этого спор святых отцов протекал тише и закончился примирением, а я заснул мирным и живительным сном, каким спят только юные и невинные души.

На следующее утро я предстал перед Главным судьей, который, выступив в роли мирового судьи, провел предварительный допрос. Я заявил о своей невиновности и прибавил, что убитый был отъявленный демократ. (Моя добрая мать была республиканкой и с детских лет прививала мне принципы правильной системы правления и необходимость подавления фракционной оппозиции.) Судью-республиканца, избранного не без помощи урны со «скользящим» [91] В 1856 г. в газете «Фрэнк Лесли иллюстрейтед ньюспейпер» появилась статья, описывающая махинации на выборах с урной для голосования, где были «скользящие» фальшивые дно и стенки. дном, впечатлила эта убедительная речь, и он предложил мне сигарету.