Михаил Парфенов - Голоса из подвала [litres]

Солнце поднималось к зениту. Тень скукожилась, заползла от жары под кипарисы. Юля предложила прогуляться до центра. Они неторопливо шли по парку, мимо высохшего фонтана с сухими листьями и мятыми банками из-под «Яги» на дне. Шли, аккуратно обходя играющих в салки детей и их мамаш, обмахивающихся дешевыми бумажными веерами. Подошвы шуршали по усыпанной песком и гравием дорожке. Выйдя на аллею, оказались под сенью магнолий, широкие листья-лодочки которых ненадолго спасли от июльского зноя. Обогнули «Макдоналдс» – когда-то, еще до университета и до их с Юлей знакомства, – первый в городе, а теперь лишь один из многих, самый маленький и невзрачный. Миновали пустующую площадку для скейтбордистов, нырнули в подземный переход на проспекте Курортников и выплыли на площади у гостиницы «Москва».

Все как тогда. Тот же маршрут, что и два года назад, только между ним и Юлей больше нет магии, делающей людей счастливыми. Между ними – думал Тимур, чувствуя, как стекают по спине под футболкой капельки пота, – душная недосказанность.

За прозрачными дверями постояльцы лениво растеклись под кондиционированной прохладой гостиничного холла: кто на креслах у кадки с карликовыми пальмами, кто облокотившись на стойку ресепшена. Словно рыбы посреди искусственного снега в открытом морозильнике. В стекле, в отражении, Тимур видел себя и Юлю, и вспоминал, как два года назад она говорила:

– И все-таки, Тимка, мы хорошо смотримся вдвоем.

Издевается? Иногда ему казалось, что все ее слова про дружбу – просто пыль в глаза. Вот зачем, зачем давить на больное, сыпать соль на раны? Он спросил ее как-то об этом темным вечером, туша окурок о ладонь так, чтобы Юля видела и чтобы поняла, насколько все серьезно. А она вздохнула. И пожалела, и обняла, и по голове погладила. Шепнула с легкой грустинкой: «Ну да, ну да… Мы в ответе за тех, кого приручили».

Стиснув зубы, Тимур промолчал. Отвернулся, делая вид, что смотрит на двух дряблых бледнокожих пенсионерок в соломенных шляпах с огромными полями, выгуливающих на площади перед гостиницей пекинеса. Потому что в ответе за тех, кого приручили. И еще, возможно, потому, что хорошо смотрятся вдвоем.

– А представляешь, какими мы будем, когда состаримся? – все пыталась разговорить его Юля.

– Как эти, – кивнул Тимур на отдыхающих.

– Тимка, ну чего ты как в воду опущенный? Терпеть не могу, когда ты такой!

– Юль, я люблю тебя.

– А я тебя нет. Это проблема? Я думала, мы все давно решили. Давай, Тимур, проснись уже! Хвост пистолетом!

«Как у собачки, да? Которую ты приручила».

Она вдруг ущипнула его – как удар током. Пихнула локотком в бок, а он обомлел от прикосновения Юлькиной кожи, тела. И выудил, выскреб откуда-то из сжавшегося горла улыбку – для нее.

– Ну все хорошо ведь, Тимка! Найдешь еще кого-нибудь, да?

– Конечно, найду. Молодой, красивый…

– Именно! А мы и дальше будем просто друзьями.

– Ага. То, что кто-то кого-то не любит, – еще не конец света.

– Не говори так. – Юля оглянулась, не видит ли кто, и трижды быстро сплюнула через плечо. – Пожалуйста.

За гостиницей «Москва», в пристройке советской еще поры, на первом этаже арендовал помещение крохотный книжный. Во время учебы Тимур покупал там учебники. Они прошли мимо, свернули на Пионерскую. Там, на углу, рядом с магазином «Эльдорадо», приютилось под сенью старого раскидистого платана маленькое кафе, которого два года назад не было. На этом месте был салон свадебных платьев, и Тимур шутя предлагал Юле выбрать самое дорогое.

Или не шутя. Или в шутку все обратилось потом?..

– Жарко, – сказала Юля. – Давай зайдем, посмотрим, что там.

Кафе называлось «Идиллия» и пыталось прослыть рестораном. Декоративные фонтанчики по углам, гипсовые колонны в зале. Достаточно вычурно, чтобы понравиться Юле. Достаточно безвкусно, чтобы Тимур не боялся расстаться с последними сбережениями. Их встретил официант – парень в белой рубашке и фартуке, он мог бы учиться с ними на одном курсе. Коротко поприветствовал, положил на столик пару меню и занялся другими клиентами. Посетителей было мало, но и само помещение оказалось невелико. Рядом толстяк в деловом костюме цедил через трубочку молочный коктейль, вперившись взглядом в планшет. За окном солнце плавило асфальт, мелькали машины. На другой стороне дороги люди толпились в очереди у дверей в «Эльдорадо». Знакомые соломенные шляпки, вездесущие бумажные веера. Крупные скидки? Распродажа?..

– Хорошо погуляли, – сказал Тимур.

Юля кивнула, не отрывая взгляда от меню.

Иногда Тимуру казалось, что он ей интересен лишь постольку, поскольку может чем-нибудь угостить или что-то подарить.

Иногда ему казалось, что он слишком комплексует.

У толстяка за соседним столиком зазвонил мобильный. Мужчина достал телефон из кармана и начал о чем-то громко спорить с позвонившим.

Юля посмотрела на него, потом на Тимура и скорчила недовольную рожицу.

– Не нравится?

Она кивнула, уже не так равнодушно. За многие месяцы напрасных ухаживаний и тщетных попыток угадать ее чувства, уловить желания, понять, что за мысли крутятся в ее милой светловолосой головке, Тимур научился различать кивки вежливые, кивки сердитые, кивки-насмешки. Пятьдесят оттенков кивков. Хотя, возможно, ему только казалось, что он чему-то подобному научился. С Юлей Тимур никогда ни в чем не был уверен на все сто процентов.

– Противный, – наморщила носик Юля.

– Это еще не конец света.

Тимур закурил. Там, где они разместились, курить было можно.

Она опять наморщила носик. Там, где была она, – курить нельзя.

– Курильщик!

Тимур затушил сигарету. Не об ладонь, в пепельнице.

– Выбрала, что будешь заказывать?

– Да, – послав ему озорную улыбку, она озвучила список. Полноценный обед из трех блюд, каждое из которых влетит в копеечку, плюс десерт. – А ты?

Тимур всякий раз, в какое бы кафе Юля его не затащила, брал себе бокал светлого нефильтрованного. Всегда, потому, что был однолюбом – и в этом отношении тоже. Она же либо не помнила, либо не считала нужным запоминать его привычки.

– Холодненького… – сказал Тимур. И мысленно добавил: «…как ты, моя милая».

Ее вроде веселило, когда у него на лице появлялось такое вот дурацкое мечтательное выражение. Иногда Тимур ощущал себя всего лишь забавной игрушкой, нелепым плюшевым лягушонком в ее девчачьей спальне с розовым постельным бельем и рассыпанными на полу блестками. Персонажем из «Улицы Сезам» – или что там она смотрела в детстве.

Иногда Тимуру хотелось убить ее за то, что он таким себя ощущал. Потому что мы должны быть в ответе за тех, кого приручили.

Свежего воздуха «Идиллии» все равно не хватало. Дожидаясь официанта, Тимур следил за толстяком. Видимо, тот нырнул в кафе с той же целью, что и они, пытаясь укрыться от зноя. Пятна на обвисших бульдожьих щеках придавали мужчине нелепый и нездоровый вид. Ругаясь по телефону, он то и дело вытирал рукой потный лоб. Рукав пиджака уж потемнел от влаги, а на лице несчастного вновь высыпал бисер. Во время разговора мясистые губы забавно тряслись, в ложбинке над верхней скопилось маленькое озерцо пота. Смешной – давно бы скинул свою деловую робу, повесил на спинку стула, чего мучиться-то?