Михаил Парфенов - Голоса из подвала [litres]

Теперь Алексей часто проводил время в торговом зале, обслуживая покупателей или раскладывая товары по полкам. Березовая-шестнадцать была довольна тем, как успешно ее шизофреник «социализируется». Правда, коллеги на него посматривали и шушукались за спиной, и никто не понимал его шуток, хотя самому Алексею они казались очень смешными – он так старался, сочиняя эти шутки, чтобы стать своим и завести друзей или, может быть, даже девушку. Не получалось, но он не падал духом. Даже когда как-то раз деревенские парни надавали ему тумаков после работы, а один снял это все на камеру в телефоне и выложил в Интернет, – Алексей все равно не впадал в уныние. В конце концов, сам он сетью не пользовался, не умел, а к насмешкам давно привык.

Однажды в магазин пришла Фрося.

Она располнела, и на щеке у нее появился маленький шрам, которого раньше не было – это Алексей помнил очень хорошо. Еще у Фроси появилась дочка, маленькое смешливое существо лет пяти. Пока он говорил с ее матерью, девочка тянула ручки к шоколадкам на полках у касс. Алексей купил ей леденцов.

Он так волновался в тот день после этой встречи, что забыл принять свои таблетки.

В следующий раз Алексей пригласил их обеих поужинать.

– Это типа свидание? – Фрося почесала ногтем шрам на щеке. – У меня, Леш, не очень романтические воспоминания об отношениях с отцом Лизы.

– Просто ужин, – сказал Алексей, тщательно подбирая слова. – Никакой романтики.

Тем не менее он принес для Фроси букет, а девочку угостил сладостями.

Пошутил про «детям мороженое, бабе цветы» – Фрося шутку не поняла. Алексей сказал, что это фраза из старой комедии с Никулиным – ему довелось смотреть в лечебнице по одному из двух каналов, что ловила антенна тамошнего телевизора.

Фрося сказала, что «Бриллиантовую руку» не смотрела.

Сказала, что приехала в деревню отдохнуть у знакомых. Что была замужем, но развелась, потому что муж оказался пьяницей и бил ее и ребенка. Сказала, что рада видеть Алексея и, конечно, почему бы и нет, они могли бы встретиться еще и посмотреть «Бриллиантовую руку» вместе. Разумеется, если он не против, что с ней будет Лиза.

– Я не против, – сказал Алексей. – В детстве, кажется, мне даже рассказывали историю про девочку, которую звали Лиза.

– Ты имеешь в виду свою маму? – уточнила Фрося. – Ее же звали Лизавета, я правильно помню?

– Не знаю, – пожал плечами Алексей и улыбнулся.

– Ты не знаешь, как зовут твою мать?..

– Я же сумасшедший. У меня и справка имеется.

Фрося решила, что это очередная неудачная шутка Алексея. Впрочем, ее в нем привлекало не чувство юмора. И поэтому через месяц Фрося с дочкой перебрались к нему.

Лера Томилина придирчивым взглядом оценила итог дневных стараний, свою новую спальню, и заключила, что создание домашнего уюта – ее главный талант. Пусть еще не все вещи распакованы, не все комнаты обжиты, но начало положено: дом, в который они с Настей въехали вчера, посветлел и разжился чудесными сиреневыми занавесками.

Настюша уже спала в детской, утомленная хлопотами. Лера убрала с ее лица прядь белоснежных волос и подумала, что дочка на редкость стойко перенесла переезд в незнакомый город. Благо, до начала учебного года осталось два месяца. Общительная Настя успеет к сентябрю завести друзей.

Из спальни Леры открывался вид на задний двор, на раскинувшиеся за забором заросли дикорастущей сирени. Камышев, агент по продаже недвижимости, пояснил, что участок с северной стороны их дома заброшен и превратился в настоящий сад, взращенный обильными дождями. Порыв ветра донес до Леры густой запах роз, сладкий и дурманящий, такой сильный, будто букет находился прямо перед ней. И хотя она любила розы, было что-то тревожное в этом аромате, что-то вызывающее ассоциации с разложением и упадком.

Она почувствовала запах вновь на следующий день, расчищая задний двор от мусора. Настя читала в своей комнате, а Лера решила немного прогуляться и найти источник аромата.

Сквозь калитку она вошла в тень вишневых деревьев. Сморщенные переспелые ягоды укрывали тропинку, ведущую в глубь соседской территории. Лера шла, раздвигая ветки, пока не оказалась перед домом с черепичной крышей. Постройка явно пустовала много лет. Окна были заколочены, крыльцо провалилось. Впрочем, мрачным дом не выглядел, скорее всего, из-за ярко-зеленого жизнеутверждающего фона. Зато угрюмым и даже зловещим был запах роз, особенно сильный здесь.

Лера покрутила головой, рассуждая про себя: что плохого в аромате обычных роз? Она заметила продолжение тропинки, теряющейся среди сирени. Поколебавшись, таки пошла в этот нерукотворный проход.

С каждым шагом запах становился все ярче, а ассоциации с гнилью – все явственнее. Под ногами замелькала раскрошенная плитка, которой когда-то была выложена дорожка. За миг до того, как мысль о возвращении посетила Леру, она споткнулась о торчащий из земли поливочный шланг и, размахивая руками, полетела вперед. Колени больно чиркнули о мраморную крошку. Ругаясь, она поднялась на ноги и увидела перед собой источник запаха. Тропинка привела к арочному входу в оранжерею. Снаружи оранжерея была увита плющом, сквозь который едва виднелась ржавая сталь перекрытий. Стекло, охранявшее цветник от ливней, осыпалось, лишь кое-где опасно свисали потрескавшиеся куски. Судить о размерах оранжереи было невозможно из-за отсутствия полной картинки, но в длину она определенно превышала тридцать метров. Леру поразили не масштабы и не запущенность старой теплицы, а ее содержимое.

Вступив в полумрак, клубящийся за входом, она ахнула от удивления. Насколько хватало взора, оранжерея была усажена кустами. Лишившись присмотра, кусты разрослись и оккупировали проход, наполнили теряющийся вдали коридор до отказа. Крупные тяжелые бутоны качались на длинных стеблях, сотни, а может быть, тысячи бутонов, сливающихся с темнотой, испускающих пьянящий аромат. Лера никогда раньше не встречала черных роз. Сегодня она попала в их мир, в бескрайнюю страну траурных цветов.

Она знала, что по-настоящему черных роз, даже селекционных, в природе не бывает, и при ближайшем рассмотрении цветы в оранжерее оказались темно-лиловыми. Но это касалось лишь тех, что росли у входа. Обман зрения превращал розы вдалеке в угольно-черные, и там, где они смешивались в одно огромное пятно, качался живой мрак. Зелень листьев была почти незаметна, все внимание привлекали к себе цветки. Тьма и запах цветущих и увядших роз производили гнетущее впечатление, и Лере захотелось быстрее покинуть оранжерею. Но вместо этого она сделала несколько шагов по проходу. Пол был устелен черным покрывалом опавших лепестков, под ними хрустело битое стекло. Лера опасливо посмотрела вверх. Прямо над ее головой с полукруглой сваи свисал острый кусок стекла.