Михаил Парфенов - Голоса из подвала [litres]

– Не припоминаю, чтобы был сильный резонанс. Тогдашний начальник милиции был мастером сворачивать любое расследование. Мир не перевернулся с ног на голову, если вы об этом.

Лера поблагодарила Камышева и повесила трубку. Вышла во двор. Калитка, ведущая на территорию Салминой, была открыта. Темно-багровые лепестки лежали под ней, как горсть черных пиратских меток. Лера бросилась за веником.

Ночью она поняла, что дочь имела в виду, говоря, что у дяди красное лицо. Кошмары продолжались, и в новой серии высокий мужчина снова оказался за спиной Леры. Он нависал над ней, тяжело сопя, запах алкоголя пробился сквозь цветочный аромат. Лера сперва подумала, что его лицо испачкано в крови, но потом разглядела: это родимое пятно. Темно-лиловое, разлившееся от верхней губы до переносицы, стекающее по щекам неровными кляксами.

– Сегодня я покажу тебе, как выставлять меня идиотом. Ты узнаешь, Катька, настоящего мужчину.

Лера проснулась, когда грубые пальцы готовы были сжать ей горло. Часы показывали три ночи, и в спальне стоял такой сильный аромат роз, что казалось, будто кровать перенеслась в сырую темноту оранжереи. До рассвета Лера пролежала с открытыми глазами, напряженно всматриваясь в потолок.

Целый день она пыталась дозвониться до Камышева, но трубку никто не брал. Агент появился под вечер с двумя бутылочками пива и конфетами для Насти.

– Хорошие новости, Лера! Скоро у вас появятся соседи. Официально подписаны бумаги о сносе старого дома Салминой и строительстве на ее территории коттеджа.

Они выпили пиво и поболтали еще немного. Между прочим, Лера спросила:

– Вы знаете высокого мужчину с родимым пятном на лице? Таким уродливым багровым пятном?

Камышев понимающе заулыбался:

– О, так у вас уже возникли проблемы с Пал Палычем? Что он натворил на этот раз?

– Пал Палыч? – переспросила Лера, сдерживая эмоции.

– Ну да! Высокий как жираф, с пятном на лице – другой такой в нашем городе не живет. Он докучает вам?

– Мы столкнулись вчера в магазине, – соврала Лера.

– И он вам нахамил, – закончил за нее Камышев. – Уверен, так и было. Пьянчуга дня не проживет, чтобы с кем-нибудь не поругаться. Но вы не бойтесь, он безобидный. Вот в молодости, помню, от него можно было всякого ожидать: и дрался, и хулиганил. Его-то в тюрьму не упекли лишь потому, что он приходился племянником покойному капитану, нашему главному милиционеру. Тогда – да, от Пашки лучше было держаться подальше. Но теперь он лишь болтает языком и пьет. Забавно, одно время он помогал Салминой по саду. Капитан, до своей гибели, с переменным успехом следил за тем, чтобы Палыч работал.

– До гибели? – переспросила Лера.

– А я разве не рассказывал? Он погиб в той оранжерее через год после исчезновения Кати. Поскользнулся и упал прямо на битое стекло. Шейная артерия, знаете ли, не шутка. Скончался на месте, вот как.

Ночью Лере снилась Королева Цветов. Она протягивала свои покрытые шипами руки и шептала:

– Розы растут сквозь меня. Мои детки, моя плоть и кровь.

На горле Королевы проступили багровые следы чьих-то пальцев, потом они превратились в бутоны и стали падать к ее ногам долгим черным дождем. Груда увядших цветов разрасталась, пока не превратилась в траурный холмик.

– Иди ко мне, в мое королевство, – прошептала женщина. – Иди ко мне, Настя.

Лера проснулась с криком. Имя дочери звучало в ушах. За окнами светила полная луна, и ветер шатал калитку на заднем дворе.

Лера вскочила с кровати и бросилась в детскую.

«Какая глупость, – пронеслось в голове, – не сходи с ума, это только сон».

Насти в комнате не было. Откинув одеяло, Лера увидела на кровати дочери ворох темно-бордовых лепестков. Одновременно со стороны брошенного дома раздался детский крик. Через мгновение Лера мчалась по тропинке, и ветер трепал ночную рубашку.

– Я иду, доченька! Иду! – повторяла она.

Дом Салминой молчаливо возвышался посреди поляны. Лера с трудом отыскала продолжение дорожки. Паника нарастала.

Под ногами зашуршала мраморная крошка. Лера перепрыгнула поливочный шланг и застыла перед жерлом Цветочного королевства. Черные головки роз покачивались во мраке, приветствуя гостью. Не сомневаясь, она шагнула через порог.

– Настя!

Откуда-то из другой вселенной до нее донесся приглушенный крик: «Мама!»

Она побежала вперед, не обращая внимания на хрустящее стекло. Проход исчез, сменившись сплошными зарослями, и Лера вброд пошла по колышущемуся недружелюбному морю. Стебли становились все выше, вонь сшибала с ног, шипы царапали кожу. Что-то вонзилось в голень, и следующий шаг отдался болью. Кровь захлюпала в тапочках.

– Доченька! – взвыла Лера.

Оживший стебель хлестнул по лицу. Шип пронзил рубашку и впился в живот. Она споткнулась, упала на колени в битое стекло. Цветки – не темно-багровые, а угольно-черные – посыпались на голову.

– Катя! – закричала Лера. – Я знаю, что с тобой произошло! Я знаю, где ты! Я хочу помочь тебе, только отпусти мою дочь!

Тень скользнула в зарослях. Женский силуэт в длинном платье. Шепот достиг ушей Леры:

– Ты сделаешь то, что я скажу?

– Да! Да, только, умоляю, отпусти Настю!

Королева Цветов наклонилась над Лерой и произнесла несколько фраз. Через миг вспышка озарила оранжерею, будто молния ударила в землю, в дальний угол теплицы. Лера зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, поняла, что стоит у входа в оранжерею, держа за руку свою дочь. Настя терла сонные глаза и непонимающе смотрела вокруг:

– Почему мы здесь, мамочка?

Лера обняла ее. Ни единой царапины на девочке не было, и испуганной она не казалась.

– Все хорошо, милая. Нам нужно было разобраться с одним делом, и мы с ним разобрались. Теперь можно идти домой.

Настя ткнулась носом ей в шею и спросила:

– Это дядя с красным лицом поцарапал тебя?

– Нет, солнышко. Я просто упала. Не о чем переживать.

Бросив взгляд в глубь оранжереи и не увидев там ничего, кроме сладко пахнущей темноты, Лера перешагнула порог и пошла по тропинке к дому. Кровь текла из рассеченной голени, рубашка висела лохмотьями. Но на руках она держала самый ценный груз, целую, невредимую, засыпающую дочь. Перед тем как окончательно погрузиться в сон, Настя пробормотала:

– Я объяснила Цветочной королеве, что ты расстроишься, если она заберет меня. И Королева позволила мне уйти.

– Нам обеим, милая, – сказала Лера.

Она сама продезинфицировала раны, а Камышеву, навестившему их на следующий день, сказала почти правду. Что, мол, упала, гуляя по старой оранжерее. Взволнованный агент заставил ее дать слово больше не ходить туда. Лера пообещала, скрестив пальцы за спиной. За час до сумерек они с Настей в последний раз посетили оранжерею. Внутри было тихо и торжественно. Тусклый свет, проникая сквозь дыры в крыше, заставлял цветы гореть всеми оттенками мрака. Тени в дальнем конце оранжереи позволили гостьям пройтись вдоль кустов и отпустили, когда те захотели уйти, – уже навсегда. С собой мать и дочь унесли два пышных букета роз.